вам обеспечивают максимально большим числом способов.
— Пойдешь к прокурору, — продолжал Сляб, — возьмешь ордер на арест Неклясова и Брелера. Основание — мошенничество. Какая это статья?
— 159 я. И еще статья 160, часть 3, «Растрата в крупном размере и по сговору с группой лиц», — подсказал Черяга.
— Обвинение — 159 и 160 статьи У К. Пусть человек из прокуратуры сядет на самолет, отвезет ордер в Москву.
Денис взглянул на часы. Рейсовый самолет в Москву вылетал через полчаса. Кажется, Вайлю в Ахтарске пришло в голову то же самое соображение, потому что Извольский сказал:
— Пусть задержат рейс. Если мой полетит в Ахтарск, это будет восемь часов туда и обратно.
Трубка что то крякала. Кажется, Вайль интересовался, что будет, если суд признает гарантию «АМК инвеста» по кредитному договору.
— Выплатим восемнадцать миллионов, — ответил Извольский.
Сляб закрыл глаза, разговор кончился. На лице Извольского блестели крупные капли пота. Для парализованного человека, который пять минут назад услышал, что контрольный пакет акций пятого по величине в мире металлургического комбината отныне принадлежит не ему, а непонятно какой «Лагуне», Извольский держался очень хорошо. Или у него просто не было возможности размахивать руками от отчаяния?
— Возьми ребят, — сказал Извольский, не поднимая век, — и езжай домой к Неклясову. К десяти утра ордер будет здесь. Если будет возможность — найди Брелера. И еще — обеспечь охрану Ирине. Сейчас такая свалка начнется…
— Зачем арестовывать Неклясова без ордера, если реестр все равно заблокирован?
— Дурак! Ему не обязательно продавать банку акции комбината. Ему достаточно продать банку «Лагуну» и «Кронику». Мы не можем запретить продажу акций «Кроники».
Черяга молчал.
— Ты понял? Иди.
— Извини, — сказал Денис, — никуда я не пойду. Извольский открыл глаза.
— Что?
— Я уволен. Ты забыл?
— Перестань качать права. Нашел время выделываться…
— Я не выделываюсь, — сказал Денис. — Мне нужно было доказать, что не я подставил тебя под пули. Я это доказал. С меня хватит. Мне надоело, когда с людьми обращаются, как с рабами. Когда их натравливают друг на друга. Когда через пять минут после отставки у тебя отбирают машину, а через час отключают телефон. На комбинате устроили дворцовый переворот — дворцовых переворотов не устраивают в демократических республиках. Я знаю, чем купили Неклясова. Не только деньгами. Он каждую секунду боялся, что ты его выгонишь. Потому что на комбинате можно облить любого — и ты его уволишь. Или прикажешь убрать, если он знает слишком много. Я сыт этим по горло. Я не Неклясов — я не боюсь, что меня выгонят.
Денис повернулся и пошел к двери.
— Стой!
Денис обернулся: Извольский лежал неподвижно, как разбухшая мумия, и глядел на него блестящими ввалившимися глазами.
— У тебя найдется достаточно цепных собак без меня, — сказал Денис.
Дверь оглушительно хлопнула за ним, как нож гильотины, отрезающий жизнь от вечности. В коридоре уже толпилась куча народа. Брелеровский зам, двое ментов с автоматами, на ментов с нескрываемой классовой враждой таращился из угла Витя Камаз. Камаз сидел на корточках и потому был почти одного с ментами роста. «Вот кого я кинул, — меланхолично отметил Денис, — обещал парню место Брелера, шиш он его получит, дай бог, что не влепят ему за вооруженное ограбление…»
— Денис!
Стены палаты были достаточно тонкие, чтобы все стоявшие расслышали отчаянный крик Извольского. Черяга втянул голову в плечи и заспешил прочь.
Что— то грохнулось кажется, капельница. Послышался звон бьющегося стекла, а потом — падение чего то грузного, тяжелого. И — низкое, от боли, рычание.
