лемминга, гнал и гнал Извольского вперед. «Перебьются, — с внезапным ожесточением подумал директор, — что они, договор не подпишут, если я завтра приеду?»
Они уже были в десяти километрах от поселка, когда в кармашке Извольского зазвонил телефон:
— Слава? Ирина на даче у подружки Верецкой, Киевское шоссе, деревня Никишино, улица Подбельского, дом пять. Ты где?
— В десяти километрах от Никитина, — сказал Извольский.
В трубке помолчали, потом Черяга сказал:
— Слава, немедленно вернись. Я сейчас приеду.
— И не вздумай. Это мое дело.
— Слава, пойми! У Верецкой были долголаптев ские! Они в двух местах сшивались, спрашивали, где Ира! У них же крыша с этим кредитом поехала! Я уже не говорю об украинском опере!
— Я с охраной, Денис.
Голос Извольского неожиданно сорвался на крик:
— И не вздумай за мной соваться, понял? Ты еще в постель со мной ляг!
Ночь Ирина провела у Светы, своей школьной подружки, а утром, когда рассвело и пошли первые электрички, поехала на дачу в Никишино. Она сказала Свете, что проживет там несколько дней и просила никому не говорить, где она.
— Вообще никому, понимаешь? Если позвонят из Австралии и скажут, что хотят пригласить меня на симпозиум, не говори.
— А почему ты думаешь, что позвонят из Австралии? — Потому что человек хитрый, и людей у немного. Кошку Машу она на всякий случай оставила у Светы,
В Никишино было хорошо и покойно, дом быстро отогрелся и стал походить на человеческое жилье, Ирина шлялась из комнаты в комнату и читала старые книжки. В том, что Извольский ее забудет, Ира не сомневалась. Собственно, было очень даже вероятно, что он уже про нее забыл. Манера директора — прийти во второй вечер знакомства, напиться, и изнасиловать, не снимая носков — не оставляла сомнений в том, что таких Ирин у него по рупь тридцать дюжина. Было, правда, почему то жалко, что она больше никогда не увидит Дениса Черягу, но, с другой стороны, о чем жалеть? Каков хозяин, таков и пес с васильковыми глазами…
На кухне стоял старенький черно белый телевизор, и Ирина услышала, что в Москве нашли труп оперуполномоченного, который занимался лжеэкспортом на Ахтарском металлургическом комбинате. Ирине стало страшно, потому что оперуполномоченный пропал три дня назад и, стало быть, когда Извольский кормил ее в ресторане, украинец сидел где нибудь в подвале, и Извольский это знал. Или не знал? Или такими делами занимается Черяга? Ирина представила себе, как Черяга садится за руль темно серого хищного автомобиля и на всем скаку бодает украинского милиционера.
На даче была только крупа и сгущенка, а по дороге еды Ирина забыла купить от тоски. Пообедала она кашей, а вечером все таки решила сходить в магазин. Правда, был ноябрь, за окном в пять часов было совсем темно, но кое где по деревне горели фонари и магазин был совсем недалеко — у асфальтированного пятачка, которым кончалась нормальная дорога и у которого останавливались идущие к электричке автобусы.
В магазине перед закрытием было почти безлюдно, продукты были какие то засиженные и скудные, совсем как при советской власти. В нем был даже кефир в стеклянных поллитровых бутылках, который Ирина нигде не видела уже лет пять, и Ирина взяла две бутылки этого кефира, масло, сыр и яйца.
На приступочке у магазина, прямо под раскуроченной телефонной будкой, сидела веселая пьяная компания. Когда Ирина выходила из дверей, один из парней схватил ее за руку и сказал:
— Эй, девушка! Не выпьете с нами? Ира выдернула руку и сказала:
— Я не пью.
Вся компания захохотала, Ира хотела было побежать прочь, но самый крупный из компании вскочил и загородил ей дорогу. Это был молодой еще парень в драной
