и увидел, что глава РАО «Атомэнерго» смотрит на него несколько недоуменно, видимо ожидая ответа на заданный вопрос.
— Извини, ты что то спросил? — сказал Сляб.
— Третья сторона на час задерживается, — ответил Звонарев, — звонил, велел передать извинения.
Подозрительно поглядел на Извольского и поинтересовался:
— Ты не простыл? Такой холод на улице…
— А? Я? — Извольский вздрогнул, — Какой холод, — брезгливо сказал он, — вот у нас в Ахтарске сейчас холод так холод…
Он внезапно представил себе свой дом в Ахтарске: ровную слепящую гладь снега, далекий лес за разрисованным морозом окном, и спальню, освещенную утренним солнцем, стократно умноженным настом. Белая хрустящая постель и на ней — нагая, розовая и желанная Ирина… Извольский потряс головой.
За окном стояла и стыла поздняя ноябрьская Москва, с желтушно светлого неба лениво слетали снежинки и превращались в хлюпающую кашу под колесами автомобилей, и то, что было вчера ночью… Боже мой! А если она его не простит? А если она вообще никогда его не простит?
— Слушай, к тебе у МВД Казахстана нет претензий? — спросил неожиданно Извольский.
— Ни малейших. Там такое было дело, что мы везли в Китай алюминиевый порошок и забыли дать взятку начальнику таможни, и он этот порошок конфисковал как стратегический груз. Так что это мы таможне предъявляли иск, а не она нам.
— А что случилось с порошком потом? — рассеянно спросил Извольский.
— А, продал он этот порошок нашим конкурентам и на это дело построил себе ро оскошную дачу…
— Дачу? — переспросил Извольский. Черт, как ему не пришло в голову, что Ирина может быть на даче! Но он знает про дачу… А вдруг она хотела, чтобы он ее нашел, только помучился?
Извольский вскочил со стула. В смятении посмотрел на часы.
— Черт, — сказал директор, — я вспомнил… у ме » ня важная встреча… Я к шести вернусь. Хорошо?
Директор РАО «Атомэнерго» только варежку разинул от удивления, — а Извольский уже хлопнул дверью и грузно побежал по коридору. Атомщик посмотрел: до шести оставалось полтора часа.
— Нет, точно у Сляба крыша поехала, — прокомментировал он, ни к кому особенно не обращаясь.
Вечереющая дорога была залита ледяным крошевом и забита автомобилями. Водитель изо всех сил гнал «мере» по резервной полосе, взметывая за собой фонтаны жидкого снега. Извольский в раздражении посмотрел на часы: ему надо было вернуться на Большую Ордынку через полтора часа, по такой паршивой дороге времени на туда и обратно как раз в обрез.
На Калужском шоссе директор сам сел за руль. За городом похолодало, в подернутых ледком лужах отражались низкие беременные облака, деревья стояли голые и мокрые.
Извольский еле нашел дачный участок.
Бабушка Ирины копалась в полузасыпанном снегом огороде, никаких признаков Иры вокруг не было. Извольского старушка вспомнила и удивилась, чего он приехал.
— Ирочки то нет, — сказала она. Директор вдруг сообразил, что телефона на даче нет и старушку Ирина точно предупредить не могла.
— Как же так? — растерянно сказал Сляб, — она мне сказала, что на даче… Я и решил, что здесь. Может, на какой другой?
— Да она, если сказала про дачу, наверное, Никишино имела в виду, — разъяснила бабка, — у нее там у подружки дача. Она туда ездит, там дом теплый и газовый котел в подвале…
— Это где? — спросил Извольский.
Это оказалось по Киевскому шоссе километрах в сорока наискосок. Улица Подбельского, дом пять. Сляб взглянул на часы — двадцать пять минут шестого. Он уже опаздывал. В России четыре РАО, главы двух РАО в шесть будут ждать Извольского на Большой Ордынке. Это было безумие. Надо было возвращаться, но какой то инстинкт, похожий на инстинкт
