который можно было считать выходным, был куплен в прошлом году на вещевом рынке за двести тысяч рублей. На костюме значилось, что он сделан в Италии, но так как в слове «Италия» было сделано сразу две ошибки, Ирина предполагала, что костюм сшили либо в Китае, либо в Турции.
У выходных туфель отвалился каблук; даже целой пары кологоток, и тех в доме не было за совершенной ненадобностью. Ира всю жизнь ходила в джинсах, в университете ей сначала делали замечания, а потом перестали. Теперь Ирина растерянно перебирала старые, изодранные колготки и вспоминала слова секретарши кафедры Лидочки: Лидочка неделю назад говорила, что изо всех деталей женского туалета мужик больше всего балдеет от черных стильных чулок. Бог его знает, так это было или не так, но Лидочка в этом отношении была несравненно опытней Ирины. Вот только черных чулок у Ирины не было.
В конце концов Ирина рассердилась и надела джинсы и новые, но отчаянно дешевые туфли, и решила, что попросит Извольского отвезти ее в ресторан, в который пускают в джинсах.
Но Извольский не появился ни в шесть, ни в семь, ни в пол восьмого. Ира позвонила ему по телефону, но трубку отчего то подняла какая то вежливая стерва (Ирина не знала, что сотовый телефон Извольского переключен на офис). Ирина попросила Вячеслава Аркадьевича, и стерва спросила, «как вас представить». Ирина сказала, что это Ирина Денисова, и стерва ответила, что обязательно передаст.
Секретарша знала, что шеф дико занят, что в офисе полный аврал, что половина юристов спешно перетряхивает активы «АМК инвеста», а другая — вычитывает тридцатистраничное соглашение с «Атомэнерго», имя Ирины Денисовой ей ни о чем не говорило, и она просто не передала Извольскому сообщения, чтобы тот не швырнул в нее чем нибудь под горячую руку. Поэтому, когда Ирина позвонила второй раз, секретарша очень вежливым голосом сказала, что Вячеслав Аркадьич крайне занят и связаться с ним можно будет только завтра.
Ирина жутко обиделась и даже чуть не заплакала, что, в общем то, было нелогично. Извольский Ирине не очень нравился.
Во— первых, он весил не меньше ста килограмм, а Ирина с детства не могла терпеть толстых людей. И хотя Славу Извольского, особенно в хорошо пошитом костюме, никак нельзя было назвать толстяком, он все же был весьма упитан и мордаст. И оттого совершенно не совпадал с представлениями Ирины о том, как должен выглядеть ее муж или любовник.
Во— вторых, и это было еще важнее директор просто пугал Ирину. Он не был бандит, но он был из тех, под кем ходят бандиты — а также прокуроры, судьи и всякие мелкие губернаторы. Ирина несколько раз подрабатывала переводчицей, так вот: Извольский совершенно не походил на западного бизнесмена, при взгляде на которого так и мерещатся залитый солнцем офис, легкие жалюзи на окне, фарфоровозубый менеджер в белой рубашке… От Извольского пахло крепостными стенами, решетками средневековых темниц и правом первой ночи. Он не был директор Ахтарского меткомбината — он был сеньор города Ахтарска. Только сеньор может днем обещать заехать, а вечером даже не соизволит взять трубку…
Ирина грустно оглядела свою вымытую до блеска кухню со старенькой раковиной, вернулась в комнату, скорчила рожу сиамской кошке Маше, свернувшейся на ворохе перепробованных платьев, и сказала: «Ну и что!» Она переоделась в любимые джинсы и тапочки, платья бросила в шкаф и села за старенький компьютер готовиться к завтрашней лекции.
В восемь часов она включила телевизор и, перебегая с канала на канал, услышала, что сегодня в Подмосковье нашли труп директора фирмы «Ахтарск кон тракт» Николая Заславского и что наблюдатели связывают эту находку со вчерашней беспрецедентной историей, когда спецподразделение,
