Медичи, ни Аньоло, и только один человек слушал внимательно, не шевелясь и так и не снимая легкого не по зимнему плаща. Извольский даже подался вперед: его голубые глаза были удивленно раскрыты, и он слушал, как шестилетний ребенок дивную сказку, явно не все понимая — вряд ли директор был осведомлен о политических различиях в устройстве города Флоренции и герцогства Миланского, — и столь же явно испытывая удовольствие.
Прочирикал звонок, студенты с веселым топотом рванули наружу, и только Извольский остался сидеть в своем втором ряду. Ирина подошла к нему.
— Это специально для меня? — спросил директор, — или плановая лекция?
— Вам действительно интересно? Не верю.
— Почему? Это стимулирует воображение. Хотя в общем то грустно, что правительства за шесть сотен лет не поумнели.
— А что, банки до сих пор занимаются «сухим обменом»?
— Ну, у правительств другие заскоки, поэтому и сухой обмен происходит немного по другому.
— А как именно?
Извольский пристально — очень пристально — глядел на Ирину. Его очень забавляла эта девочка, которая с такой уверенностью судила о вещах, бывших пятьсот лет назад, и так мало знала о жизни.
— Я не банкир. И вообще я не люблю банки.
— Почему?
— Так. У меня один банк требует восемнадцать миллионов, которых он мне не давал.
— Миллионов — чего?
— Ну не рублей же, — усмехнулся Извольский. Сумма была чудовищная для Ирины, непредставимая. Что в рублях, что в долларах.
— Это вы так говорите, потому что вы не банкир, — сказала Ирина.
— Отчего же? У меня в России два банка. Один в Ахтарске, другой здесь, в Москве, и еще третий сейчас прикупим, тоже областной — он из за кризиса в полной заднице.
— А зачем вам покупать банк, если он в полной заднице? — чуть покраснев, спросила Ирина.
— Ничего страшного. Мы закон через областное собрание провели, что ежели один банк покупает другой банк, убыточный, то величина налогов, причитающаяся с первого банка в областной бюджет, уменьшается на величину убытков второго банка.
— И много у него убытков?
— А мы побольше нарисуем… Кстати, чего мы здесь сидим? Пойдемте пообедаем.
Ира взглянула на часы. Следующей пары у нее все равно не было, в лекциях как раз намечался полуторачасовой перерыв.
— У нас столовка плохая, — сказала Ира. Извольского даже перекосило от мысли, что он может пообедать в университетской столовке.
Ресторан, в который ее повез Извольский, находился довольно далеко от университета, и был, как показалось Ирине, самым роскошным из всего, что могла предложить Москва. В ресторане были тяжелые, обитые бархатом стены, вышколенные официанты с грацией балерунов и белоснежные скатерти, на которых красовались букеты живых орхидей.
Так получилось, что представление Ирины о ресторанах было составлено в основном по мотивам зарубежных фильмов и рассказов некоторых коллег, совмещавших преподавание истории с активной половой жизнью. В целом Ирина смутно полагала, что это такое отвязное место, где непременно звучит похотливая музыка, красивые стриптизерки с силиконовыми грудями садятся на колени мужчинам, а каждый вечер имеет обыкновение заканчиваться стрельбой из различных видов автоматического оружия.
Но почему то в этом конкретном ресторане не было ни стриптизерок, ни музыки, а устроить стрельбу в нем было затруднительно ввиду арки металлоискателя на входе.
Их провели в отдельный кабинет, отделенный портьерами от основного зала, и Ирина долго, стараясь скрыть свое смущение, листала меню. Слова в меню стояли непонятные, то есть сами то слова были знакомые, но за сочетаниями, в которые они складывались, не вставало никакого осмысленного для Ирины образа, все
