в подсвеченный фонтан. Любопытные рыбки поспешили к бумажке.
- Кого сбил?
- Никого я не сбил, - ответил Киссур, - о столб ударился.
Это была, конечно, недолгая ложь. Если землянин мертв, Шаваш узнает все
завтра утром, а если землянин жив, то, пожалуй, что и сегодня ночью. Но
Киссур приехал к Шавашу не затем, чтоб замять скандал. Слава богу, еще не
наступили те времена, когда всякий чужеземец при галстуке может безнаказанно
подать жалобу на личного друга государя.
- У столба-то, - заметил Шаваш, - пудовые кулаки.
- Ты кого-нибудь ждешь? - спросил Киссур, - я не вовремя?
Шаваш чуть заметно смутился.
- Ты всегда вовремя.
Шаваш отдал приказание: Киссур прошел в гостевые покои. Слуга, семеня,
поспешил за ним с корзинкой с чистым бельем. Шаваш сказал вдогонку:
- Больше ты не сядешь за руль. А то когда-нибудь убьешься.
- Ничего, - отозвался Киссур, - кого боги любят, тот умирает молодым.
x x x
Через двадцать минут слуги, кланяясь, провели Киссура по крытой дороге
в павильон Белых Заводей.
В усадьбе господина Шаваша было два павильона для приема лучших гостей:
Павильон Белых Заводей и Красный Павильон. Павильон Белых Заводей был
отделан в старинном духе, ноги утопали в белых коврах, под потолком качались
цветочные шары, золотые курильницы струили благовонный дым, на стенах висели
подбитые мехом шелковые свитки, а углы (скверная вещь угол, от нее идет все
плохое в доме) - были надежно скрыты от глаз поднимающимися до самого
потолка комнатными вьюнами. Красный кабинет проектировал какой-то землянин.
Вейцев Шаваш обычно принимал в Павильоне Белых Заводей, а землян - в
Красном кабинете. Утверждали, что у этих двух мест есть волшебное свойство:
когда господин Шаваш принимал вейцев в Павильоне Белых Заводей, он вел одни
речи, а когда он принимал землян в Красном кабинете, речи его были совсем
другие. Например, если его спрашивали о причинах бедности империи в
Павильоне Белых Заводей, то он жаловался на жадность людей со звезд, которые
только и норовят, что купить побольше Вей за кадушку маринованного лука, а
если его спрашивали о том же самом в Красном Павильоне, то он жаловался на
леность и корыстолюбие вейских чиновников. И так как все эти речи произносил
один и тот же человек, то, согласитесь, без волшебных свойств самих
помещений тут дело не обошлось.
Слуги внесли на подносах жареного гуся и корзины с отборными фруктами,
уставили стол овощными и мясными закусками. Последней принесли дыню,
плававшую в серебряном ушате. Шаваш с почетом усадил Киссура на место гостя
и отбил горлышко глиняному кувшину с вином. Киссур поймал отбитое горлышко и
взглянул на печать.
- Хорошее вино, - сказал Киссур, - если эту печать не подделали.
- В моем доме подделок не бывает, - отозвался Шаваш, - его сделали в
Иниссе, в пятый год правления государя Варназда.
- Его сделали, когда империя еще была империей. Его сделали тогда,
когда я еще не был министром, а был разбойником в горах Харайна и когда моя
жена была твоей невестой.
Шаваш чуть усмехнулся и разлил вино в чашки.
- Я бы, - проговорил Киссур, - выпил того вина, которое было закупорено
при государе Иршахчане. Когда в империи не было ни торговцев, ни взяточников
и когда всякие варвары с гор или с небес не тыкали нашему народу в глаза
своими мечами или своей наукой.
- Боюсь, - отозвался Шаваш, - что вина такой давности не осталось, а
если и осталось, то давно превратилось в уксус.
Друзья сплели руки и выпили вино.
После этого Шаваш принялся за закуску из молодых ростков бамбука и
речного кальмара, политого пряным
