Нан выпростал ногу из стремени, и тут человек, протянувший руку,
резко дернул лошадь за узду. Та взбрыкнула, Нан полетел кувырком на землю,
и кто-то, наваливаясь и сопя в ухо, стал скручивать руки за спиной. На
мгновенье выпроставшись из-под ветха, Нан перекатился на спину и увидел
снизу вверх у кустов давешнего перевозчика. Перевозчик кивал головой и
творил знак оберега от инспектора-колдуна, и тут же, от хорошо отмеренного
удара дубинкой, Нан потерял сознание.
5
Шаваш подгадал вернуться из военного лагеря в Харайн на рассвете,
чтоб город мог насладиться зрелищем наказанного порока.
В повозку с арестованными летел тухлый овощ, толпа истекала криком, и
охранники, выскочив вперед и тряся погремушками, орали уже, распялив
глотки: "Расступись!"
Шаваш настороженно вертел головой.
Он внезапно вспомнил Иров день, и, сообразив, что его агенты не
единственные тайно вооруженные члены этой гигантской тысяченожки, с
беспокойством прислушивался к народному гласу. Славили мудрого чиновника
из столицы, и щедрого господина Айцара, и справедливом аравана провинции.
А меж тем Шаваш точно знал, что араван весь вчерашний день, как ни в чем
не бывало, занимался в своей управе мелкими жалобами и политической
астрологией, и людей его рядом с Шавашем не было, а был рядом господин
Митак.
Нан искоса взглянул на управляющего Айцара. Ума господину Митаку
боги, может, отвесили с избытком, но нервы никуда не годились. Инженер
ехал весь желтый, не замечая народного гласа и страдая о чем-то своем:
нетрудно было и догадаться, о чем.
Митак подпрыгивал в седле, вспоминал подробности ночных арестов с
омерзением и думал о том, что едущий рядом человек имеет все основания так
же хладнокровно распорядиться и его жизнью.
Инженер Айцара по-прежнему в свободное время занимался подлинной
наукой, изучая универсальные соответствия природы и распутывая тонкие
нити, которыми связан мир, являющийся знаком, со своим означаемым, не
являющимся миром... Но мантика и алхимия требовали не только острого
разума, но и чистой души, а душа поганилась все больше и больше...
И сейчас, в парной утренней сырости, посреди толпы, сбегавшейся, как
стадо гусей к кормушке, Митак думал об исконном совершенстве мироздания и
исконном несовершенстве машин. Он согрешил с природой, и, изнасилованная,
она стала рождать механических уродов. Вот уж сколько лет, вместо того,
чтоб искать ключи от мироздания, он с увлечением мастерит неуклюжие
отмычки.
А теперь Айцар, с его страшным умением превращать игрушки в деньги,
хочет, чтоб Митак никогда не смог ему изменить, и привязывает к себе
делами, которые не имеют отношения уже и к машинам...
Митак думал о проворстве столичного чиновника с ужасом и надеждой:
если все намеченное сорвется, ему сохранят жизнь как хорошему астрологу,
ему позволят заниматься в тюрьме истинной наукой...
В управе Шаваша ждало запечатанное письмо Нана и две официальных
бумаги. Одна гласила, что, ввиду ареста наместника Харайна, полномочный
инспектор из столицы ставит господина Айцара во главе правительственных
войск.
Другая бумага извещала о том, что на время своего отсутствия
инспектор Нан облекает Шаваша всеми своими полномочиями. Узнав от
охранников, сопровождавших Нана до переправы, куда направился инспектор,
Шаваш сорвался.
- А если бы он вам приказал его утопить, вы бы тоже повиновались? -
орал он с беззастенчивостью начальника, распекающего подчиненных.
Письмо Нана Шаваш распечатал так, как распечатывают посмертное
распоряжение.
Господин
