Веи я не подлежу суду, а по законам Земли я не совершил преступления,
господин столичный инспектор...
Келли запер Роджерса в монастырском погребе и выразил только одно
сожаление: что проклятого заговорщика нельзя переслать на Землю
электронной почтой. После этого они устроили великий шмон в комнате
Роджерса и наконец нашли связку бумаг, отданных Айцаром на храненье
желтому монаху. Это были договоры, писанные по известной формуле: "пусть
мои люди станут твоими людьми". Еще одна бумага, с сорока подписями,
обещала Айцару полную помощь в изустно оговоренном предприятии, при
условии, что в Большой Иров День сын Ира прилюдно наденет Айцару свое
ожерелье из вишневых косточек.
Келли и Нан заспорили, кому владеть бумагами, и в конце концов
чиновник забрал их с собой.
Келли проводил Нана сквозь череду завешенных залов. Широкие проушины
дверей выглядели, как крысиные норки в стенах метровой толщины. Согласно
тысячелетним канонам, красота здания впрямую зависела от веса камня,
пошедшего на его сооружение, и всякому символу отъединенности полагалось
иметь двухметровую ширину.
У крысиных норок сидели мраморные коты, обвив хвостами лапки и
насторожив уши. Они стерегли, как и века назад, иной мир монастыря, и
фотоэлементы придали их глазам новую зоркость.
- А что вы будете делать с показаниями Снета? - спросил Келли.
Нан, улыбаясь, смотрел на дивную вязь стеблей и линий, покрывавшую
колонны фасада. Стебли складывались в картины, линии - в буквы; поддакивая
друг другу, они называли мир видимостью и уверяли, что в их переплетениях
именем Ира запечатлено все бывшее и будущее. Нан глядел на упорядоченное
безумие узоров и думал о том, что разрушило планы Роджерса: все могущество
случайности или всемогущество Ира?
На вопрос Келли он махнул рукой и пробормотал что-то со всем
невнятное: мол, беспокоиться о безопасности монастыря не стоит. Снет -
такой человек, брось его в воду - вода протухнет...
- А если бы, - спросил Келли, - на месте Роджерса был сторонник
аравана? Устояли б вы от искушения подать доклад о гнусных замыслах
любителей социальной справедливости, даже если б для вящей убедительности
пришлось запутать в это дело желтого монаха?
Искусные сплетения стеблей и букв взбирались кверху и завораживали
душу уверением, что на свете нет ничего нового. Красота линий ручалась за
убедительность слов, и красоту нельзя было упечь за лжесвидетельство...
Нан отвел глаза от колонн. Вопрос Келли ему ужасно не понравился.
- А я еще не теряю надежды это сделать, - мягко ответил Нан. - Араван
Нарай - потомственный чиновник. Он не хочет быть пешкой в руках
предпринимателей, как здешний наместник. Притом он достаточно начитан,
чтоб знать, как внезапно и страшно кончаются времена корыстолюбцев. Стать
во главе бунтовщиков - возможно, неплохой способ спастись, а быть сыном
Ира - вероятно единственный способ остаться во главе бунтовщиков...
Келли тихонько засмеялся.
- Так в чем же все-таки чиновник девятого ранга обвиняет аравана
Нарая, - в бескорыстном стремлении к справедливости или корыстолюбивой
жажде власти?
Собеседники пересекали широкий монастырский двор. Он вновь был чисто
выметен и ухожен, вытоптанные клумбы усажены новыми цветами, поломанные
кусты инча были подрезаны и лишь сильнее от этого пахли.
- Роджерс отлучался с богослужения, чтоб побеседовать с Айцаром, а
вот почему не было Меллерта? - спросил Нан, не ответив Келли.
Келли насупился.
- Вам же уже рассказывали о его взглядах. Разве может живой Бог
спуститься туда,
