известно - общинное - не свое. Нашлись завистники. На
Митака подали жалобу, что он нарушает государственную монополию, приучает
народ к праздности и собирает с крестьян незаконные налоги. Обвинения были
не лишены основания: крестьяне стали тратить меньше времени на обработку
масла, но сеять-то больше они не стали, - ведь масло им было нужно лишь
для себя. Крестьяне честили Митака за то, что из-под пресса идет скверное
масло, Митак кричал, что они сами суют в общий котел всякую гадость,
вышестоящее начальство точило на сельского чиновника зуб из-за хлопотной
страсти к новшествам. Кончилось все это разоренным прессом, скверной
дракой и судебным приговором. Самое поразительное, что вытаскивали Митака
из тюрьмы двое: господин Айцар и господин Нишен, нынче - правая рука
аравана Нарая.
Господин Митак показал Нану прозрачный стаканчик-ареометр, - тоже его
изобретение, прибор, следящий за качеством масла.
- Вы знаете, - спросил он, - что мне сказали в Масляном Ведомстве,
когда я его изобрел? Мне сказали, что никому не нужно знать, насколько
разбавлено казенное масло! Неужели в управах не видят, что совершают
самоубийство?
- А что, - спросил Нан, слегка осклабясь, - часто вы навещаете
господина Нишена?
- Нишен - прекрасный математик, - ответил Митак, - и в Харайне не так
много математиков, чтобы не общаться с ними из-за чиновничьих склок.
Ага. Вот оно как. Прекрасный математик, - хорошее объяснение. Только
вот какая такая математика заставила инженера Митака, в его заляпанном
маслом рабочем кафтане, безуспешно пытаться разъяснить своей пресс
деревенской общине, и бегать - семь лет бегать, - от гонявшегося за ним
Айцара?
- Мне масло, - провел Айцар по лоснящемуся боку пресса, - обходится в
двадцать три раза дешевле, чем крестьянину, и в шесть раз дешевле, чем
государству. Это сейчас, а через полтора месяца закончим пресс в три раза
мощнее. В три раза! Нельзя родить ребенка, который будет в три раза
сильнее прочих. А машины - их можно сделать и в три раза сильнее, и в
двадцать, и в сто, - нет предела их силе!
- Для того, чтобы не было предела их силе, - сказал Нан, - нужно,
чтобы не было предела богатству их владельца.
- Так и будет, господин Нан. За нами будущее.
Ссылка на будущее заставила Нана вздрогнуть. Это была не вейская
манера рассуждения. Люди империи никогда не ссылались на будущее.
- Вы необыкновенный человек, господин Айцар. Люди образованные обычно
приводят в пример не будущее, а прошлое: араван Нарай, например.
- У господина аравана плохое пищеварение, - усмехнулся Айцар, - и он
весь свет рад посадить на диету. Ему кажется, что мир - это стол, где еды
хватит на всех, если никто не съест лишней порции.
- А вы как думаете?
Айцар махнул рукой на пресс.
- Даже если мир - это стол, то богач - это повар, который готовит на
сто человек, а не обжора, который съедает сто порций, как то кажется
господину аравану.
Утреннее солнце добралось сквозь прорезь в крыше до крутого бока
пресса, заплясало на суставах и загнетках, скользнуло в завиток
бесконечного винта, выставившего наружу изогнутый язык.
Цилиндр, изукрашенный зелеными крестами и солнечными бликами, дрогнул
и пошел вниз, под ним весело и страшно зачавкало, рабочие, стараясь на
хозяйских глазах, с хрустом всаживали лопаты в темное чрево кунжутной
кучи. Знаменитый харайнский кунжут посыпался в лотки, как сыплются на
севере души нерожденных детей в небесные каналы, щедро и без расписки.
- Машины так же способны к деторождению, как земля, - сказал Айцар. -
В них - та же божественная
