недовольный батюшка. Батюшка обозрел одинокую «ауди» и заметил:
– Ну чего барабанишь, как оглашенный? Закрыто.
– Открывай, – распорядился водитель, – гендиректор приехал.
Батюшка всполошился и побежал открывать.
Извольский, не крестясь, прошел внутрь. Батюшка щелкал выключателями, в храме одна за другой загорались тусклые лампочки, стилизованные под свечи, из витражей лился последний свет от уже закатившегося солнца.
Извольский привалился к толстой гранитной колонне и рассеянно смотрел в лицо высокого и худого человека с длинным свитком, взиравшего на него с правого ряда неоконченного еще иконостаса. Лицо у человека было впалое и грустное, и в свитке, усеянном старославянскими буквами, точно не было ничего написано ни о счете прибылей и убытков Ахтарского металлургического комбината, ни о коксовых батареях, ни о домне номер пять.
Грех ярости, овладевший гендиректором, когда он выскочил из машины вице-премьера, потихоньку уступал место греху еще более скверному: отчаянию.
Правительство не собиралось ни платить шахтерам, ни разгонять их. Ни мира, ни войны, а армию распустить. Вы знаете, мы отдали ваши налоги нашим банкам, и теперь мы не можем заплатить по долгам шахтерам. Может быть, чтобы решить проблему, вы продадите банку меткомбинат? «Может быть, само рассосется». А почему вы не ездите на «волгаре», господин-товарищ гендиректор? Давно вас райком по этому поводу не песочил? В это трудно поверить – но все, что хотел московский гость, – это просто еще чуть-чуть отсрочить кризис и продемонстрировать приехавшим с ним телевизионщикам, что правительство держит руку на пульсе и реагирует. Тоже мне реакция: давайте еще чуть-чуть погодим, давайте еще чуть-чуть отсрочим, а там начнется осень, а за осенью зима, а зимой в Сибири на рельсах сидеть плохо – еще примерзнешь задницей.
Ну а заводу что делать, его гендиректору и семи тысячам рабочих? Помирать с голоду? Тоже выходить на рельсы? Или – или принять предложение Премьера? !
За спиной Извольского раздался тихий шорох: батюшка из всех сил тянул на себя дверь и повторял:
– Да закрыто же, закрыто!
– А вон стоят, – послышался старушечий голос.
– Русским языком говорю: закрыто!
Гендиректор повернулся и пошел вон. Батюшка побежал за ним:
– Вячеслав Аркадьевич, я насчет отопления… Извольский обернулся. Батюшка увидел его лицо и замер.
Гендиректор, втянув голову в плечи, сбежал по каменным ступеням.
– Нехорошо из церкви с таким лицом выходить, – скорбно сказал священник.
Забившись на сиденье «ауди», Извольский набрал номер:
– Премьер? – спросил он, – я согласен.
Было десять часов сорок минут.
Было уже одиннадцать вечера, когда белая «девятка» с Денисом и Ольгой подъехала к Сосновке– поселку, где обреталась дача Извольского До Ахтарска они добирались почти час, надеясь застать там Извольского: но когда они доехали до города, директора там не оказалось, и кто-то из шоферов разъяснил им, что директор вроде бы выскочил на полпути из вице-премьерского автомобиля и отбыл домой.
Денис представил себе, каково должно быть сейчас настроение Извольского, и тихо присвистнул.
Поперек дороги стояла машина с гаишником.
Тот взмахнул жезлом, и Денису не оставалось ничего, кроме как покориться.
– Далеко собрался, парень? – спросил гаишник.
– Просто с девушкой катаюсь, – ответил Денис.
– Катайся в другом месте, – посоветовал гаишник.
Денис поднял стекло и стал разворачиваться.
– Зачем ты не сказал ему, что мы едем к Извольскому? – напустилась на
Дениса Ольга.
– Помолчи, – ответил Денис.
Отъехав за взгорок, он свернул в лес и там вышел из машины. Стояла яркая летняя
