Голубков был исконным демократом, несколько неприспособленным к нынешней российской действительности: борода у него была, а денег не было. Голубков воззрился на депутата Колунова с некоторым детским недоумением.
— Станислав Сергеич, — сказал Колунов, — нам тут переговорить надо. Подождите ка в приемной.
Голубков бочком выбрался из комнаты. Губернатор и областной авторитет остались одни.
Предвыборное время движется необыкновенно быстро, и за те две недели, что прошли с их последнего — и первого — разговора наедине, Жечков заметно сдал. Лицо пожелтело и обмякло, под глазами нарисовались черные круги. И даже хорошо сшитый костюм словно болтался на губернаторе, сбросившем от расстройства добрый десяток килограмм.
В отличие от губернатора, Колун выглядел прекрасно. Ни убийство Белянчева, ни погром в казино, ни ночной разговор в подвале как то не сказались на бандите. Но губернатор всего этого не заметил. Вчера Колун поставил на себе крест: собровцы, действительно, позорно ретировались с поля боя, но только потому, что не было смысла получать пулю в лоб от человека, которого завтра можно задержать на законнейшем основании, а именно: в связи с вооруженным сопротивлением, оказанным органам правопорядка. Колун сам загнал себя в ловушку: а пленка, которую вчера смотрел губернатор, захлопнула в этой ловушке дверцу.
— Ну что, — спросил губернатор, — мириться пришел?
Колун усмехнулся, обнажая белые волчьи зубы, и ничего не ответил.
— Поздно, Семен Семеныч. Я тебе должен сказать, что ордер на твой арест уже подписан.
— И что же там сказано?
— Сопротивление милиции. При исполнении. Вчера, в казино. Устраивает?
— Откуда я знал, что они менты? — лениво возразил Колун. — Мне звонят, говорят, какие то отморозки наехали, хороших людей на пол кладут. Я думал, пришли пацаны Спиридона…
— Не ломай комедию…
— А я не ломаю.
Колун внезапно подобрался, как кошка при виде мыши. Вытащил из кармана пиджака фотографию и кинул на зеркальный столик.
— День рожденья Пашки, — сказал он, — который справа — Спиридон, а который слева — командир СОБРа. Вы меня сажаете, я эту фотку пускаю по телевизору. В качестве объяснения, что да как… Я обещал народу взять Спиридона, а вы меня за это сажаете…
Жечков усмехнулся.
— Ну эта сказка кончилась.
— В смысле?
— Кассеты. Кассеты, которые надиктовал Спиридон.
Губернатор улыбнулся. Он предвкушал этот миг давно. Он хотел посмотреть наконец, как самоуверенность слетает с Колуна, словно белый пух с созревшего одуванчика.
— У меня они есть, — сказал губернатор, — хочешь посмотреть? Они…
— Они не имеют юридической силы. Что такое Спиридон? Взбесившийся наркоман, перестрелявший за последние дни чуть не полдюжины человек. Тарский Чикатило. Людей убивали. Это все знают. Людей убивал он. Он в этом сам признается. Прекрасно. Он говорит, что делал это по моему приказу. Кто это докажет?
— Для начала — пленка.
— А как эта пленка появилась? Моя версия проста — пленку изготовил Нестеренко. Московский бандит, который лезет в регион. Он поймал Спиридона, заставил наговорить на пленку и убрал. Спиридона даже мучить не нужно — достаточно два денька подержать его без наркотиков, и он споет все, что угодно. Ну, ты продемонстрируешь эту пленку. А я скажу, что Нестеренко тебе заплатил…
Губернатор слегка побледнел.
— Ты проиграешь выборы, Витя, — резко сказал Колун. — Ты уже их проиграл.
— Это не тебе решать. А народу. И сколько бы ты ни топил меня в дерьме…
— Помилуй, где ты дерьмо увидел? Все дерьмо впереди…
Губернатор слегка вздрогнул. Колун осклабился.
— Рассказать, что такое дерьмо? Вот, допустим, сидит на Московском
