свет. Пальцы Антона судорожно потянули курок.
Валерий нырнул под стол, слишком хорошо понимая, что утлый канцелярский пластик — не защита против «глока». В метре за ним от выстрела разлетелось стекло шкафа, обдав Валерия градом осколков.
Выстрелы продолжались — еще и еще.
Валерий перекатился под столом и вскочил на ноги.
В трех метрах от него стоял Чердынский, сжимая в левой руке пистолет Спиридона, и сосредоточенно всаживал в Антоху пулю за пулей. Если Чердынского и учили стрелять из тяжелого «стара», — а это было сомнительно — то, во всяком случае, его учили стрелять не левой рукой, а ладонь правой была вся залита кровью от срикошетившей пули. Пистолет в руке медика подпрыгивал с каждым выстрелом, но две или три пули попали в цель. Антоха возился на полу, слабо суча ногами. Чердынский повернулся, выстрелил в Спиридона и, как и следовало ожидать, промазал. Валерий перемахнул через стол, чтобы забрать пистолет у второго, мертвого пацана. Но, когда он повернулся со стволом в руках, было уже поздно.
Спиридон выпрямился возле шкафа. В руке его была граната с вырванной чекой.
— Ну, сука, ну, Игорек, — сказал Спиридон, — стреляй. И ты покойник.
Чердынский опустил пистолет.
— Только пошевелись, и я выстрелю, — ответил Валерий.
Спиридон стоял слишком близко к дверям. Два шага в предбанник, прощальный бросок гранаты, и Спиридон уйдет, а в кабинете не уцелеет ни одного дырокола.
— Алексей, — сказал Валерий, — бери Демьяна — и в комнату отдыха. Дверь закрой.
Чердынский быстро, почти бесшумно исполнил требуемое. Санычев реагировал на происходящее довольно типично для человека, который никогда не бывал в подобных переделках. Казалось, он вообще впал в кому.
Чердынский с директором исчезли в комнате отдыха. В наступившей тишине сквозь разбитые окна была слышна отчаянная перестрелка во дворе: ребята Спиридона хлестались с москвичами.
Спиридон мягко скользнул к предбаннику. Валерий сделал шаг назад к разбитому окну. Если он правильно помнил, под окном были стриженые кусты остролиста, а сугробов под окном почти не было. Они двигались, как партнеры в сложном бальном танце, без улыбки и сосредоточенно, и вместо музыки им служили милицейские сирены, дуэтом певшие где то вдоль огибающей завод дороги.
Спиридон шагнул в предбанник. Валерий выстрелил. Черное округлое тельце гранаты мелькнуло в воздухе. Спиридон явно метил в дверь комнаты отдыха.
Если Чердынский ее не закрыл, его ждут крупные неприятности.
Валерий рыбкой нырнул в разбитое окно.
Кусты остролиста действительно оказались на месте.
В кабинете на мгновение полыхнуло желтым, гулко грохнуло, и Валерия обдало остатками стекол и каким то оконным мусором. Валерий скатился с кустов на проезжую часть. Рядом завизжали тормоза, и из патрульной машины выскочил опер Яков Царьков со товарищи. Один мент подхватил Валерия под мышки, а другой ткнул ему в бок стволом.
— Не трожь Спиридона, мент, — сказал Валерий, — он мой… я его… Черт, почему так темно…
Отчаянно— белая луна на небе внезапно погасла, словно кто то выдернул ее из розетки, и мрак спускался все ниже и ниже. Лицо Царькова колыхалось перед глазами Нестеренко, как в телевизоре со сбитой настройкой. Плечо болело невыносимо, словно в него вгрызались раскаленным буром. Потом бур пробил болевой порог, мир разломился пополам, и память, плеснув хвостом, ушла куда то глубоко вниз, как камень, брошенный в болото.
Последней мыслью Нестеренко была та, что Спиридон вряд ли врал, заявив, что он не убивал Игоря. Собаки и сумасшедшие не умеют врать.
Глава 9
Когда весть о диком происшествии на комбинате достигла Колуна, Семен Семеныч еще не спал.
