81

мячик, все управленцы смеялись: укатали старые хозяйственники молодого демократа.

        Борщак помолчал.

        — А через месяц Варковского убили.

        — Кто?

        — Официально — Сыч.

        — Что значит — официально?

        — Это значит, что все считают, что это сделал Сыч. Не поделили они кучу. И Сыча стали травить, как бешеную собаку. Половину его ребят пересажали, у него начались трудности. Его арестовали, потом выпустили.

        — Потом хлопнули, — сказал Валерий.

        Борщак стал говорить чтото еще, Валерий сидел, тупо смотря в суп, и вдруг обнаружил, что не слушает Борщака. Чердынский с интересом посмотрел в окно.

        — Валерий, — сказал он, — вы никогда альпинизмом на джипах не занимались?

        Нестеренко оглянулся.

        Ресторан находился на набережной над самой Тарой, и из окна открывался великолепный вид на замерзшую реку с прогалинами ленивой темной воды и широкую лестницу, поднимающуюся от набережной к площади, увенчанной памятником Есенину. По этойто лестнице, неторопливо и с чувством собственного достоинства, катился серебряномордый вишневый джип. Гуляющий народ рассыпался от джипа в разные стороны. Приданный памятнику милиционер стоял с раскрытым ртом.

        Джип скатился на набережную, подвалил к ресторану и исчез из поля зрения обедающих. Спустя мгновение хлопнула входная дверь. Официанты брызнули прочь, цветные бамбуковые палочки, занавешивавшие вход в зал, разлетелись в разные стороны, и на пороге появились трое. Валерий, сидевший спиной ко входу, неторопливо повернулся. Муха за соседним столиком сунул руку под пиджак.

        Предводитель троицы шагнул к столику, и на Валерия уставились круглые немигающие глаза со странно суженными зрачками.

        — Что, москвич, — сказал человек, — сидишь с барыгами трешь? Не западло тебе с лохами за одним столом?

        Кандидат в губернаторы Борщак незаметно подвинулся со стулом, словно хотел смыться с линии огня. Чердынский сидел совершенно бесстрастно. Лицо Гаибова окаменело.

        — Ты — Спиридон? — спросил Нестеренко.

        — Ято Спиридон, а ты вот что за хрен в пальто?

        — Это ты угрожал Игорю?

        — Твой Игорь меня на два лимона подставил! — взорвался Спиридон. — А ты, москвич, не лезь, куда не звали!

        — Ты убил Игоря? — негромко спросил Сазан.

        — Ты здесь лишний, понял? — сказал Спиридон. — Канай в свою Москву. А эти ребята мне в натуре должны: за Сыча и за то, что лохи, а пищат. Въехал?

        — Слушай, Спиридон, давай об этом отдельно перетрем.

        — На въезде в город, в двенадцать, у старого пивзавода, — сказал Спиридон.

        Нестеренко кивнул. Уголовник повернулся и вышел из зала. Его свита последовала за ним.

        Валерий придвинул к себе тарелку с супом, попытался проглотить хоть ложку и закашлялся. Гаибов тоже ничего не ел — угрюмо сидел, уставившись в одну точку, и, видимо, переживал по поводу полученного им титула.

        — Валерий Игоревич, вы что ничего не едите? Плохо себя чувствуете?

        Вопрос был задан явно неудачно — Валерий мгновенно решил, что сочувственный тон Чердынского относится к завтрашней разборке. Нестеренко встал.

        — Суп дурацкий, — резко сказал он, — вот и все. А мне ехать надо.

        — Вы бы показались врачам, — спокойно заметил Чердынский, — а то завтра до пивзавода не доедете. Валерий пожал плечами и вышел из зала.

Глава 8

        День старшего оперуполномоченного Якова Царькова начался не в столь высоких сферах, как день залетного московского авторитета: Яша не посещал областную администрацию, не слушал прений по бюджету и не кормился в лучшем тарском кабаке, брезгуя осетринным супчиком.

        С самого утра он занимался расследованием грабежа, имевшего место в однокомнатной квартире в панельном доме на улице Королева, 6. Расследовать