в чем он виноват! Я думал, что такие идиоты
встречаются только среди наследственных казначеев!
- Да, наглости им не занимать, - сказал инспектор, складывая бумагу.
- А ну-ка, Шаваш, отгадайте: ясно, почему властям прибыльно считать, будто
судью убили бунтовщики. А вот почему это выгодно считать бунтовщикам?
Секретарь нахмурился. А инспектор устроился в казенном кресле с
выцветшей спинкой желтого атласа, и разогнул книгу, за которой,
спохватившись, явился в харчевню парень-бунтовщик.
- А ведь это один и тот же почерк, - промолвил инспектор, попеременно
разглядывая жалобу и комментарии на полях пресловутой книги аравана Нарая.
- И даже бумага едва ли не одна и та же, - прибавил инспектор с
понятным отвращением книжника. Показал книгу Шавашу и прибавил:
- Вот, полюбуйся! Какой-то парень залез в дом мятежника за этой
книгой, и чуть не удушил меня впридачу, но книгу все-таки обронил, Что ты
думаешь об этом происшествии?
- Ничего я не думаю, - возразил Шаваш. - Мятежник мог быть
поддельный, и книга - тоже. Наверняка араван Нарай скажет, что ничего не
дарил.
- Мятежник был настоящий, - сказал Нан. Помолчал и объяснил:
- Видишь ли, когда я вошел, на нем был платок с синим и красным
концами. И парень ужасно удивился, что я его вижу, потому что он считал,
что благодаря этому платку он невидим и неуязвим. И согласись, что
поддельную книгу наместник заказать может, а человека, который считает
себя невидимым - вряд ли.
Господин Бахадн был прав, полагая, что инспектор послан в Харайн не
просто отыскать убийцу городского судьи. Но император строго-настрого
запретил инспектору и его секретарю разглашать подлинную цель
экстраординарного расследования. Да дело было не только в императоре...
Почтовые голуби одновременно доставили известия о случившемся. От
наместника Вашхога - господину Ишнайе, первому министру двора, и, по
счастливому совпадению, дяде любимой наложницы императора; от аравана
Нарая - дворцовому управителю Мнадесу. Каждое из сообщений объективно
обличало в противнике прямого виновника бунта. От назначенного следователя
зависело, какая из объективных точек зрения станет еще и официальной.
Явившись во дворец с самого утра, господин Ишнайя известил государя о
случившемся и ходатайствовал о назначении инспектором старшего советника
при ведомстве церемоний и обрядов, господина Азруца.
Император слушал министра рассеянно, поглаживая белыми, нервными
пальцами нефритовый рельеф малой приемной комнаты. Рельеф вспухал к
потолку бесчисленными изображениями императора Вея, принимающего дары
богов: водяные колеса и зрелые снопы, веревки и молоток строителя, мотыгу
земледельца и топор плотника.
Придворный художник, вместо того, чтобы верно передать всепроникающую
заботу о народе, просто вывел государя единственным собственником
мироздания. И рельеф, и зала, и весь дворец, пропитанные гнилым духом
последнего царствования, претили молодому императору.
Роспись нового дворца будет прославлять народ, а не правителей, - но
боже мой, как бесстыдно долго затягивается строительство, с какой радостью
работают люди, кого ни спроси, и с каким нахальством высшие чиновники
жалуются на нехватку людей и средств...
Господин Ишнайя почтительно ждал государева решения.
Молодой император, улыбаясь, сообщил Ишнайе, что главноуправитель
Мнадес уже известил его о волнениях, но назвал другую кандидатуру.
- Так что я выберу между ними в час, назначенный для гаданий, -
заключил император.
Господин Мнадес выразил сомнение, стоит ли
