которую полчаса назад Валерий видел в предбаннике Молодарчука. Дочки при ней уже не было: перед женщиной стоял стакан крепкого чая, и она растерянно смотрела в черную жидкость, как в иностранную непонятными словами написанную книгу. При виде Валерия женщина привстала.
— Яков Иваныч, мне, пожалуй, пора.
Царьков коротко кивнул. Женщина бочком вышла из кабинета. Царьков молча прошел к столу, раскрыл ящик и вынул оттуда завернутый в бумажку бутерброд — грубо нарезанный кусок хлеба, прикрытый розовым кружком колбасы.
— С утра не ел, — сказал Царьков в качестве объяснения, — извини, тебе не предлагаю. Ты в ресторации семгу покушаешь.
— Тут в двух кварталах отсюда кабак есть. «БизнесменЪ» или чтото в этом роде. Почему бы не пообедать почеловечески?
Царьков очень холодно оглядел Нестеренко.
— Я за поляну накрытую не продаюсь, — хмуро сказал мент. — Чайник включи. Там, позади тебя.
Чайник был древний и алюминиевый, с белесыми подтеками вокруг носика. Валерий воткнул его в розетку, и между штепселем и стеной проскочила крупная голубая искра.
— Что с девочкой? — спросил Валерий.
— А тебе какое дело? Это же не убийство главного технолога завода. Завод можно под «крышу» прибрать, а тут чего прибирать?
— Что случилось с девочкой?
Опер отхватил белыми зубами сразу половину бутерброда.
— Девочка вышла в булочную. Когда вернулась, застала во дворе шумную компанию. Компания праздновала день рождения некоего Олега, он на два года ее старше, одноклассник брата. Ребята пригласили девочку покататься. Описывать подробности?
— Травмы были?
— Множественные разрывы половых органов. Ушибы на внутренних частях бедер. Напоследок им очень туда бутылку захотелось засунуть, в наказание за непримерное поведение. В отношении Олега это второй такой случай. Первый кончился тем, что отец заплатил семье тысячу долларов и пригрозил, если что, сжить со свету.
— Кто отец?
— Отца зовут Станислав Ковальский. Это первый заместитель Григория Ефимыча.
Опер запихал в рот остатки бутерброда, отряхнул руки и тщательно счистил крошки со свитера.
— Кто участвовал в этом, кроме Олега Ковальского?
— Не строй из себя защитника обиженных, Валерий Игоревич. У тебя это не лучше получается, чем у моего начальства. С которым ты, кажется, договорился.
— О чем? — поднял брови Валерий.
— Могу только догадываться. Всегото и надо для конца карьеры Лесько, чтобы его заезжий авторитет у гостиницы грохнул…
— А мне сказали, он был накануне ареста
— Он месяц накануне ареста. Я каждый день хожу к Молодарчуку и показываю ему бумаги. А мне: «Ну что ты говоришь! Заслуженный работник! Высокая раскрываемость! Вон, Серого взял…»
— А как он Серого взял?
— А так и взял, что забил Серый Спиридону стрелку, поехали они за город хлестаться из автоматов, Спиридон явился без оружия, а Серый повез на шесть человек пять «АКМ» и один «Стечкин». Приехала милиция, Серого повязали, Спиридона отпустили, поскольку Серый с железом, а Спиридон пустой. Расклад понимаешь?
— Понимаю.
— Сам такие вещи не делал?
— Не делал.
— Ну да. Вас послушать, так все вы ангелы, а не бандиты…
— Какой я бандит, а? — спросил Сазан. — Я простой скромный предприниматель, который приехал на похороны друга… А что всетаки там случилось? С этим опером и водителями?
— Трейлер был один, водителей два. Одного пристрелили, другой сбежал.
— Как?
— Чудом. Когда стрельба началась, он вырвался, побежал. Там такое место было узкое: лес, с одной стороны, коряги, с другой, болото. Они его ранили, бок прострелили, плечо, он — по болоту, упал, опять побежал… В общем, они его напарника тут же в болоте