не стал, а выпил чай и опять попытался лечь на шконку, каковая попытка была тут же пресечена бдительным охранником.
Остаток дня прошел без происшествий. К двум часам Нестеренко так изголодался, что с удовольствием стрескал бы пшенную кашу, но кашу к этому времени уже забрали. Принесли обед, состоявший из бледной водицы, в которой плавал заблудший капустный лист, и двух больших горячих картошек. Нестеренко выхлебал водицу и съел картошку, но здоровому молодому мужику этого было явно мало.
На ужин был чай с остатками хлеба. Нестеренко подъел крошки от буханки и принялся думать о вчерашнем ресторане «Ариетта» и о форели, которую он не доел. Форель показалась ему невкусной – он любил белую форель, а ему принесли розовую. Сейчас Нестеренко не без основания полагал, что он стрескал бы любую форель – и белую, и розовую, и в горошек.
На следующий день повторилось то же – подъем, оправка, паршивый завтрак и паршивый обед. На этот раз Нестеренко не сделал ошибки и употребил кашу без остатка, а потом два часа потратил на тренировку. Никто не мешал ему отжиматься и лупить по воображаемому противнику.
Нестеренко вспотел и как следует проголодался, и при виде обеда начал громко ругаться.
Чем больше проходило времени, тем глубже крепло внутри Сазана убеждение, что происходит чтото не то. Никто не кричал: «Нестеренко, с вещами на выход!» Никто даже не вызывал его на допрос. Все попытки его попросить охранника передать чтото на волю наталкивались на железобетонную стену.
В первый день Сазан полагал, что произошла какаято бюрократическая осечка. Во второй он подумал, что Калинин, может быть, просто слишком болен и весь вчерашний день его штопали и чинили – тут не до служебных дел.
На третий день Сазан понял, что его продали.
Господи! Как он бездарно купился! Зачем полковнику Владлену Калинину делить свои лавры с какимто бандитом! Его просто вульгарно подставили, в лучших традициях отморозков и спецслужб. Он таскал для Калинина каштаны из огня, он рисковал получить пулю в лоб в кабаке «Ариетта», а все зачем? Чтобы храбрый полковник мог приписать себе честь обнаружения мешка с порошком и ареста шайки наркодельцов в составе Кагасов – Сергеев – Нестеренко?
На четвертый день его вызвали на допрос. Вывели из камеры, заставили стать лицом к стене, застегнули наручники и повели.
Калинина в кабинете, где происходил допрос, не было. Вместо него сидел какойто пожилой майор с лошадиной упрямой мордой и залысинами при ушах.
– Вот, распишитесь, Валерий Игоревич, что с обвинением вы ознакомлены, – сказал майор, пододвигая Нестеренко бумагу.
– Какое обвинение?
– Наркоторговля.
– У вас что, «крыша» поехала? Я работал с Калининым!
– У нас есть данные оперативной съемки, свидетельствующие о вашей активной роли в наркогруппировке, – сказал майор.
– Какой съемки? Той, когда я сам помогал Владлену дублировать изображение? Это съемка моими камерами! Купленными на мои деньги! В моем доме!
– Героин был обнаружен на вашей даче? – спросил майор.
– Это не мой героин! Я ограбил трейлер!
– Ваши соучастники называют вас одним из главных организаторов преступления. Они показывают, что, будучи недовольны необходимостью делиться, вы инсценировали ограбление трейлера и забрали всю партию себе, с тем чтобы потом оказывать давление на партнеров.
– Позовите Калинина, – сказал Сазан.
– Полковник Калинин занят. Он встретится с вами, когда сочтет нужным.
Сазан молча рванулся изза стола. Руки его сомкнулись на горле майора. Падая, майор успел ударить рукой по вделанной в стол кнопке. Дверь кабинета растворилась, послышался грохот сапог. Сильные руки оторвали Сазана от его жертвы.