«Жигули».
Двумя выстрелами из пистолета с глушителем Сазан разнес замок на задней двери фургона. Голем запрыгнул внутрь и ударом десантного ножа вспорол хлипкий фанерный ящик.
– Что там? – сказал Сазан.
– Розы.
– Розы на помойку, – распорядился Нестеренко.
Грунтовая дорога, которая уходила в лес, по сути, и была дорогой на стихийную помойку, зародившуюся в этом месте еще в советские времена вследствие близости овощебазы, а ныне продолжавшую свое существование в связи с тем, что ни один институт, зародившийся в советские времена, в России не отмирает, будь то привычка государства к вмешательству в экономику или помойка.
Двое ребят Сазана подхватили ящик, пронесли его двадцать шагов, вытряхнули содержимое на землю, густо усыпанную стеклом, крышечками от кокаколы и иными отходами жизнедеятельности близлежащего поселка. Через мгновение туда же полетел разломанный фанерный ящик, затем еще один и еще один.
– Да тут ничего, кроме цветов, – сказал Голем.
– Стойте, – проговорил Сазан.
– Что такое?
– Ктото стонал. Голем выругался.
– Б… водитель очнулся!
– Это не водитель. Это из трейлера.
Сазан поднял руку.
Звук повторился вновь, слабый и неясный. То ли это стонал человек, то ли сам трейлер, сдвинувшийся на сантиметр в жирной глиняной земле.
– Работаем дальше, – сказал Сазан. Еще одна охапка роз полетела на землю, потом еще и еще. Ночной воздух наполнился неземным благоуханием, перебивающим даже запах помойки.
– Миллион, миллион, миллион алых роз… – тихо пропел Сенечкин и получил от Сазана тычок в бок.
– Не шуми!
– Сазан! Ты глянь!
Сазан поднял голову: Голем стоял с отодранной крышкой от ящика в руках и смотрел на то, что находилось в ящике, с величайшим изумлением на лице. ^
Сазан вспрыгнул в фургон и подошел к ящику. В глубине ящика, скрючившись в три погибели, лежал человек. Человек был связан и скручен так, что напоминал ветчину в веревочной сеточке. Рот его был наглухо залеплен скотчем, глаза блестели из темноты, как фары. И была в этих глазах неутолимая, страстная ненависть.
Нестеренко и Голем выволокли человека на землю и принялись отдирать от него скотч, неизвестные воспользовались тем же способом упаковки, что и Сазан. Скотч отдирался вместе с одеждой и кожей, человек тихо гукал и извивался. Судя по всему, перед погрузкой в авиалайнер незнакомца избили, и избили хорошо. Под скотчем оказались наручники, стянувшие руки до посинения, и Сазан не стал искать от них ключей, а принес из «лендровера» предусмотрительно захваченную пилку, – мало ли чем придется попользовать закрытый трейлер.
– Я бы сказал, что авиакомпания «Еремеевка» осуществляет перевозку пассажиров довольно некомфортабельным способом, – проговорил Сазан, – на месте пассажира я бы подал жалобу на некачественное питание на борту.
Последним отодрали скотч со рта. Человек немедленно захлебнулся беззвучным криком и упал в колючую кучу роз, сквозь которые уже понемногу просачивалась помоечная грязь. Потом он приподнялся. Вокруг него, не шевелясь, стояли трое – один с автоматом, другой с длинным импортным стволом, явно обличающим несообразность надетой на владельце ствола милицейской формы.
Незнакомец медленно обвел глазами плененный трейлер, кучу роз, уничтожаемых с варварством, достойным Пол Пота, и выражение дикой ненависти вдруг исчезло из его взгляда. Видимо, пленник сообразил, что, кто бы ни были эти люди, загнавшие трейлер в ночной подмосковный лес, у них были глубокие и неразрешимые противоречия с владельцами содержимого трейлера. Противоречия, которые в случае очной ставки окончились бы неминуемой и шумной стрельбой.
– Ты кто такой? – спросил Нестеренко