70

Ты им это разъясни, пусть они друг за другом смотрят.

***

        Секретарша Ивкина перезвонила через пять минут.

        – Я по поводу рейсов в Белогорск, – сказала она, – сегодня вечером в 18.17 рейс из Домодедова, из Внукова в час ночи и из Шереметьева в девять вечера и в девять сорок пять.

        – Что?! – сказал Сазан.

        – Вы просили заказать вам билеты… Сазан, не дослушав, швырнул трубку. Через три минуты Нестеренко появился в кабинете Ивкина.

        – Это что такое? – спросил Валерий, держа двумя пальцами маленький листок, изъятый им только что в качестве вещественного доказательства со стола секретарши.

        Ивкин внимательно изучил листок и сказал:

        – Это вечерние рейсы в Белогорск.

        – Это аэропорт или не аэропорт? – спросил Сазан.

        Ивкин молчал.

        – Почему, – заорал Сазан, – я должен лететь в Белогорск из какогото Внукова? Внуково летит, Домодедово летит, Шереметьево летит, Рыкове не летит. Правильно вас Служба хочет к черту из кресла выкинуть, засрали аэропорт до полного изумления!

        – Мы никогда не летали в Белогорск.

        – У вас что, самолет не долетит до Белогорска? У вас же среднемагистральная авиация!

        – Валерий Игоревич, все борта заняты…

        – Вздор! Два стоят у южной стенки и кукуют, ТУ134 починенный.

        – Валерий Игоревич. Я так понимаю, вы один хотите полететь?

        – Я один и два пилота, – подтвердил Сазан.

        – Вы представляете себе, сколько стоит керосин на рейс через четыре часовых пояса? – спросил директор. – Заплатите за керосин – летите хоть во Владик.

        Лицо Валерия побелело от гнева. Рот оскалился, обнажая крупные белые клыки. Ивкин тихонько схватился рукой за полированную поверхность стола: он никогда еще не видел Нестеренко в таком состоянии. За неделю встреч с ним Ивкин привык, что его новая «крыша» представляет разительный контраст с Шилом: покойник ходил все больше в джинсах и цветных рубахах, пиджаки от Версаче пачкал в первый же день в мазуте, а под пиджак вместо галстука наворачивал толстую золотую цепь. Всегда безукоризненный Нестеренко, в выглаженной сорочке и элегантных костюмах, производил на фоне Шила чрезвычайно приятное впечатление, а золотой цепи на нем Ивкин не наблюдал никогда.

        – Ты, фраер! – прошипел Нестеренко. – Кто кому платить должен – ты мне или я тебе?

        Рука Сазана протянулась к директорскому галстуку, зажала его мертвой хваткой и так, за галстук, приподняла директора из кресла. Лицо бандита приблизилось вплотную к лицу директора, и глаза Сазана глядели сквозь фраерка насквозь, и были эти глаза мертвые и темные, как остывший чифир или выдохшаяся кокакола.

        – «Крыша» авиакомпании «РыковоАВИА» прилетит в Белогорск на самолете авиакомпании «РыковоАВИА», и я не заплачу за этот перелет ни копейки, не считая на чай пилотам, понятно?

        Сазан выпустил директорский галстук, и Ивкин шлепнулся в кресло, как сбитая с ветки груша.

        – Вполне понятно, Валерий Игоревич, – довольно хладнокровно сказал Ивкин. – Но вы не забыли, что вы не являетесь «крышей» Белогорских авиалиний и аэропорта Елизарова? Я сейчас позвоню в Елизарово и попрошу выделить вам «окно», но вы понимаете, что в Елизарове о Рыкове никто не слыхал и что окно вам выделят самое неудобное: в три ночи или там в четыре утра? И даже если я упаду перед телефонной трубкой на колени и закричу, что меня за такое «окно» застрелят, то вряд ли этот не относящийся к графику прилетов и отлетов фактор както повлияет на елизаровских диспетчеров.

        Сазан молча смотрел на директора. Это было резонное соображение. Очень резонное. Сазан снял трубку и позвонил человеку, с которым говорил полчаса назад.

        – Алло? Это Сазан. Прости, что опять беспокою. У меня вот еще что: я прилечу