51

Валерий Игоревич, могли убить Глузу? – спросил прокурор. Нестеренко развел руками.

        – Без понятия. И встал.

        – Господа, – сказал он, – полпервого ночи. Вам не кажется, что наш рабочий день уже кончен?

        Прокурор со свитой вымелись из кабинета, и в нем остались Миша Ивкин да Муха.

        – Почему вы не сказали им, что приехали изза Воронкова? – спросил Миша.

        – Нам менты не кенты.

        – А откуда Воронков здесь взялся?

        – С дачи. Точнее, с дачного товарищества «Авиастроитель». Пятнадцать километров по Снежинскому направлению.

        – И зачем он приехал?

        – Вот тото и оно, – улыбнулся Сазан. – Что такого случилось с Петром Алексеевичем Воронковым в дачном поселке «Авиастроитель», где он живет через улицу с господином Васючицем, что Воронков испугался до состояния промокашки и бросился меня искать? Потому что это произошло на даче, а не на работе – он бы мне с работы иначе позвонил.

        – Может, он о чемто догадался? – предположил Муха.

        – Интересное дело, о чем он догадался, а? – спросил Сазан. – Вот я тут, в вашем аэропорту, сижу три дня, и мне уже все до донышка известно:

        И о том, что «ПетраАВИА» хочет загрести заправку, и о претензиях харьковских авиаремонтников, и о том, что Васючиц поругался с Ивкиным… О чем же таком этот Воронков догадался, что его стоило за это мочить с великой поспешностью, не разбирая, кто подвернется рядом?

        – А может, это действительно Глузу мочили? – неуверенно спросил Муха.

        Сазан не отвечал. Он потянулся к телефону на столе, потом передумал, вытащил из кармашка мобильник и набрал номер:

        – Саш, ты еще не спишь?

        – Нет, – послышался голос Шакурова из трубки, – я не сплю. Я дыры в своем балансе считаю. От благотворительных кредитов.

        Судя по музыке и едва слышному звону тарелок, Шакуров считал дыры в балансе на ресторанной салфетке.

        – Слышь, Саш, ты можешь мне откуданибудь достать частный самолет? Шакуров удивился.

        – А зачем тебе?

        – С девочками хочу слетать к Черному морю.

        – А куда именно?

        – Не куда, а через что, – поправил Сазан, – через аэропорт Еремеевка.

        Сазан спрятал телефон в кармашек. Муха все так же сидел в кресле, выжидательно уставясь на босса.

        – Возьми завтра человечка поприличней, – сказал Сазан, – лучше всего с девочкой, и пусть они оба съездят в «Авиастроитель» и порасспрашивают, не сдаст ли кто женатой паре дачку. Хоть поймут, чего там Воронков увидеть мог.

        Муха кивнул.

        – Чует мое сердце, – сказал Сазан, – что ничего наш Воронков сообразить в уме не мог, по причине полного отсутствия соображалки. Потому что коэффициент интеллекта у покойника был, прости меня, Господи, не выше, чем у вырезки в магазине. А стало быть, это было не озарение – а элементарная случайная встреча. Увидал наш Воронков когото. И увидел, скорее всего, на даче Васючица. И встреча эта так сильно его впечатлила, что он бросился разыскивать – заметим, не Ивкина и не ментовку даже, а меня.

        – И что же он мог увидеть?

        – Настоящих хозяев «ПетраАВИА», – сказал Сазан.

        А на следующее утро, пожаловав в Рыкове, Сазан услышал, что его разыскивает прокурор города.

        Приглашение прокурора было крайне вежливым:

        «Если господин Нестеренко сочтет возможным, будем рады его видеть в три часа дня», – просто, можно сказать, приглашение не на допрос, а на чашку чая. Этато вежливость Сазану и не понравилась.

        Около половины четвертого серебристый «мере», видимо, починенный за ночь, высадил Нестеренко Валерия Игоревича, заместителя директора «РыковоАВИА» у двухэтажного особнячка, выделенного под районную прокуратуру.

        Особнячок был деревянный, краска на его фасаде давно облупилась, и покосившиеся окошки с немым любопытством