пяти. Был он без портфеля и пиджака, и Муха, видевший чиновника при полном параде, его поначалу даже не признал. После телефонного разговора с Сазаном Воронков некоторое время слонялся по терминалу и наконец вышел на балкон, откуда и разглядел свет в директорском кабинете.
Тогда он направился в административное крыло: вероятно, он хотел поговорить с Ивкиным, но вместо того застал в кабинете и.о. Глузу. Глуза спросил Воронкова, что стряслось, и чиновник ответил, что у него очень важное дело к директору. Тогда Глуза, видимо, боясь, что директорский кабинет прослушивают, предложил ему пройти прогуляться: оба они проследовали через служебный выход на поле, и больше их живыми никто не видел.
Прокурор города хмурился и кусал губы. Он был не очень счастлив, и основной причиной его печали был незарегистрированный «макар», лежавший на столе. «Макар», как только что было наглядно продемонстрировано, был в прекрасном рабочем состоянии, и прокурору явно не хотелось слишком подробно выяснять у начальника службы безопасности аэропорта родословную оружия. Правда, Валерий Нестеренко тут же достал заявление о том, что «макар» этот он нашел сегодня утром за завтраком в ресторане, и хотя на заявлении не было даты, для прокурора оно звучало весьма убедительно. Особую убедительность заявлению придавал белый конверт, который помощник Сазана тут же без разговоров сунул прокурору в карман. Прокурор вышел и посмотрел: в конверте была тысяча баксов. Тем не менее прокурор не хотел, чтобы про него говорили, будто он проявляет пристрастие к новому важному обитателю Рыкова.
– Вы уехали из Рыкова в одиннадцать нольноль? – спросил прокурор Нестеренко.
– Да.
– А почему вернулись?
– Тачка сломалась.
– А?
– Отъехал двадцать минут, – сказал Сазан, – смотрю, она не тянет. Доехал до станции и вернулся обратно.
– У вас сотовый телефон с собой, Валерий Игоревич, был?
– Да.
– И почему вы им не воспользовались?
– Он не работал. Тут близ аэродрома всегда эфир не клеится.
– А почему вы не поймали попутку?
– А если бы вы ехали в Москву, вы бы взяли меня попутчиком? – с издевкой спросил Сазан.
Прокурор внимательно оглядел короткую стрижку Нестеренко и лежавший на столе «макар». Даже после купанья в болоте было видно, что костюм на бандите дорогой и модный, но чтото в осанке свернувшегося в кресле человека, в едва приметном развороте плеч было такое, отчего очень, не хотелось брать его попутчиком в машину.
– Где вы оставили машину?
– Станция Боярово.
– А какая машина?
– «Мерседес». Пятисотый.
– А я думал, «Запорожец», – сказал прокурор.
– Почему «Запорожец»? – искренне удивился Сазан.
– Потому что «мерсы» не ломаются.
– Этот сломался.
– Итак, вы вернулись электричкой обратно. Что вы делали дальше?
– Мне ребята сказали, что Глуза хотел со мной поговорить. Я пошел в кабинет Глузы. Глузы не было, он был на поле. Я пошел на поле.
– А дальше?
– Там на поле стоянка для служебных автомашин. Глуза, наверное, поговорил с этим гостем, а потом пошел к своей машине. Там его и поджидали.
– А кто был другой убитый, рядом с Глузой? – спросил прокурор.
Откуда я знаю? – удивился Сазан.
– Валерий Игоревич! – начал Миша Ивкин. Прокурор повернулся к нему. – Что такое?
Миша смотрел во все глаза на Нестеренко, и Нестеренко тоже смотрел на Мишу, невозмутимо, как египетский сфинкс.
– Я… это… я знаю, кто этот второй, – сказал Миша. – Это Петр Воронков, из Службы транспортного контроля. Он старый друг отца.
– И что Воронков делал в Рыкове в одиннадцать вечера?
– Это не к нам с Мишей вопрос, а? – сказал Нестеренко.
– А за что, повашему,