документы в кабинет, и уж дело Шаваша выкрасть их из того
места, куда он их положит. А если Айр-Незим письма мне не отдаст, то я
хлопнусь в обморок: Айр-Незим вытащит из меня документы и понесет в
кабинет, и опять-таки это дело Шаваша - обобрать тайник или сейф.
Вообразите мое изумление, когда, перепутав мои намеки, Айр-Незим
протянул мне план подземных ходов в императорский дворец, и заверил, что
план достался ему с полного вашего одобрения. Тут я хлопнулся в обморок, и
Айр-Незим вытащил из меня план, и мне оставалось только надеяться на
сообразительность Шаваша.
Нан вздохнул и продолжал:
- Признаться, это была очень неприятная ночь, а утро, которое я
провел возле вашего дворца, было еще неприятней. Я мог нажаловаться Нараю
и предотвратить заговор, но я не мог предотвратить бунта. Заговор бы
кончился разделом государства; бунт послужил бы Нараю предлогом для
тотальной расправы. К тому же на моих руках было шестьсот шестьдесят тысяч
осуйских кредитных билетов. Если бы заговор удался, я бы стал покойником
по приказу Айр-Незима. А если бы заговор не удался, то Нарай первым делом
запретил бы торговлю с Осуей, и тогда покойниками стали бы осуйские
кредитки.
Тут мне к тому же принесли записку о том, что со мной хочет
встретиться Свиной Зуб. Это меня совсем расстроило, - ведь я знал этого
разбойника как человека, который по просьбе Айр-Незима убирал неугодных
тому людей.
Если бы Айр-Незим посвятил меня в свои планы, вместо того, чтобы
откупаться деньгами, то, может быть, я и увидел бы какое-нибудь
преимущество для страны в этих планах. Но так как Айр-Незим не только не
посвятил меня в свои планы, но и внес в списки лиц, подлежащих
уничтожению, то мне справедливо казалось, что ничего хорошего для страны в
этих планах нет.
К тому же весь ужас моего положения заключался в том, что, даже
добудь я теперь лазоревое письмо, я бы не решился отдать его вам, господин
Андарз, потому что вам оно больше не было нужно, и я не имел возможности
лично и быстро передать его государю!
Нан тяжело вздохнул. Он не стал прибавлять, что ему не хотелось лично
передать письмо государю, потому что, сделав это, он бы навсегда
запечатлелся в памяти государя как человек, передавший "то гадкое письмо".
- И вот, - продолжал Нан, - я иду по коридору управы Нарая, и вдруг
мне навстречу ведут Шаваша. Я иду за ним и беседую с ним в камере, - и
оказывается, что он добыл письмо и был случайно задержан на пути ко мне
этими ребятишками из "тростниковых стен". Мальчик дрожит, как яйцо над
иголкой, и душа у него замерзла от страха, но мы внимательно обговариваем,
что и как ему говорить перед советником Нараем, - и Шаваш исполняет свою
роль в совершенстве.
При дальнейшем вы присутствовали сами.
Андарз всплеснул руками и оборотился к Теннаку:
- Значит, это ты напал на Иммани! Глупый варвар, как можно оставлять
ворованное в незапертой комнате!
- Но Теннак вовсе не оставил эти вещи в незапертой комнате, - отвечал
Нан, - в том-то все и дело! Он испугался и снес их к городскому алхимику
по кличке Чемоданчик, вместе с которым и варил золото. Он упросил алхимика
продать вещи и употребить их на взятки духам.
- О чем не знал господин Теннак, - так это о том, что проклятый
алхимик был сообщником Иммани, и Иммани свел его с Теннаком с тем, чтобы
обобрать доверчивого варвара, а потом утопить его в ваших глазах, господин
Андарз. Иммани сам, будучи пьян, проговорился мне об этом месяц назад, и
мне стоило бы поразмыслить, с чего это Иммани отказался от такой поганой
затеи.
Алхимик
