в потной руке. Мысли его метались, как лиса в клетке. К асфальтовому пятачку магазина подкатил двучленный желтый автобус – автобус ехал на станцию.
Спустя минуту Петр Воронков погрузился в автобус вместе с двумя деревенскими бабками и выпившим слесарем.
***
Сазан уехал из аэропорта около десяти вечера: на улице стремительно темнело, вверху, в вечереющем воздухе, вырисовывался месяц, такой бледный и маленький, словно на небе отключили электричество.
Возле дороги, на рыжей обочине, стояла маленькая фигурка в красных шортах, надетых поверх сетчатых колготочек, и блестящей маечке. Фигурка подняла руку. Сазан затормозил.
Девочка открыла дверь и уселась рядом с ним.
– До дому довезете? – спросила она.
– И часто ты вечером мужиков на дороге караулишь? – спросил Сазан.
Лера засмеялась. Смех ее был как серебряный колокольчик.
– Неа. Я же вижу, что это ваша машина.
– А откуда ты это знаешь?
– А я на стоянке поджидала, когда вы приехали.
Тонкая девичья ручка обвилась вокруг плеч Нестеренко. Пальцы Сазана сильнее сжались на руле.
– А поедем поужинаем? – сказала Лера. Сазан сглотнул. Сунул руку в нагрудный карман и вытащил оттуда сотню долларов.
– Держи.
– Это зачем?
– С Мишей сходишь поужинаешь.
– О! Притормози!
Нестеренко послушно остановил машину. Лера выскочила и побежала к придорожному круглосуточному ларьку. Спустя минуту она вернулась с бутылочкой кокаколы. Уселась в машину, свинтила крышечку и посмотрела под нее.
– Так и знала, – сказала она, – нет чтобы выиграть…
Лера запрокинула бутылку к губам и начала пить.
– Хочешь?
– Нет.
– А я страшно хочу. У тебя синяки остались?
– А?
– Ну, после аварии.
– Прошли.
– А у меня остались. Вон, смотри. И с этими словами Лера задрала серебристую кофточку как можно выше, так, что в глаза невольно повернувшему голову Сазану бросился нежный, с золотистым загаром животик и сверху: белая полоска грудей. Никаких таких синяков в полутьме Сазан не заметил.
Машина рыскнула по дороге, встречный водитель возмущенно бибикнул.
– Ты чего? – рассмеялась Лера. Сазан молча свернул к обочине.
– Вылезай.
– Ты чего?
– Я сказал – вылезай.
Хорошенькая мордочка Леры вытянулась.
– Довези меня до дома. Ночь же. Страшно.
– И куда твой отец смотрит? – наставительно сказал Нестеренко.
– А, он совсем голову потерял с этим аэропортом. Ходит весь день сам не свой, то у него Васючиц – свинья, то наоборот. А это правда, что в нас харьковские стреляли?
Сазан помолчал.
– Отец говорит, что харьковские, – сказала Лера. – Очень ему не хочется, чтобы это Служба была. Серебристый «мере» остановился у крашенных зеленым ворот.
– Приехали, – сказал Сазан.
– Погоди. Открой мне калитку. Там надо через забор перегнуться и щеколду отодвинуть, а я не достаю.
Нестеренко вышел из машины и открыл калитку. Засов был действительно низко – Валерию и то пришлось тянуться.
– Иди, – сказал он, оборачиваясь. В следующую секунду тонкие руки обвили его шею, и девочка, приподнявшись на цыпочках, поцеловала его. Они целовались долго, минуты две. Девочка закрыла глаза и прижалась к нему всем телом.
– Зайдешь? – спросила Лера.
– Ты что, одна дома?
– Да. Папа в аэропорту, а мама с Васькой в Испании. Так зайдешь?
– Тебе сколько лет, Лолита?
– Скоро пятнадцать. Так зайдешь?
– А как же Миша?
– А что Миша? Слюнявчик. Мы с ним только целовались, ты не подумай.
– Извини, тезка, – сказал Сазан, – тебе баиньки пора. Досмотри «Спокойной ночи, малыши», и в кроватку. Ладно?
Девочка молча повернулась и зашагала