както с ними связан. А может, и не иностранцы. Может, это Васючиц. Сделает подставную компанию гденибудь на Кипре и купит через нее аэропорт.
Сазан молчал долго: минуты две. Потом спросил:
– У Васючица дача рядом с твоей?
– Да. Садовое товарищество «Авиастроитель». Мы их еще в 72м получили.
– И кто к нему ездит?
– Не знаю, – испуганно сказал Воронков, – он теперь забор поставил.
– Большой забор?
– Два метра. Сплошной.
– И дача тоже большая?
– Он ее перестроил. А потом, он новую строит, по соседству.
– Три этажа и башенка вверху, – уточнил подручный бандита.
– Хорошая дача, – одобрил Сазан, – если заместитель начальника Службы может построить дачу за поллимона, почему бы ему не предложить столько же Ивкину? И что же, в поселке не говорят, кто к нему ездит?
– Я както не прислушивался, – сказал Воронков.
Бандит потянулся на стуле, как большая и хищная рысь, заложил руки за голову.
– Да, похоже, Петр Алексеич, что дача нам твоя ой как пригодится.
– А может, его ментовке сдать? – подал голос другой бандит.
– Тоже мысль, – одобрил Сазан. – Слышишь, прыщ? Они там по факту покушения на Ивкина завели уголовное дело. Они бы очень не хотели заводить дела и портить отчетность, но так как в скелете «мазды» нашли дырки от пуль, ментам ничего не осталось, как тяжко вздохнуть и завести дело. Теперь им нужен подозреваемый. Они очень будут рады узнать, что это ты попросил Ивкина приехать и что ты ему должен.
– Но я тут ни при чем! – запротестовал чиновник.
– А ментам на это насрать. Даже больше, чем мне. Мне нужны от тебя бабки, а ментам – раскрытое преступление. С той только разницей, что у меня бабок и без тебя хватит, а вот ментам ты позарез нужен. Ты представляешь, как они тебя будут нежно любить? Как тебе каждый день будут присылать повестки? Как твои коллеги будут обсуждать, посадят тебя или не посадят и что будет раньше: посадят тебя или уволят?
Воронков посерел. Ему почемуто подумалось, что если его арестуют, то некому будет ездить на дачу и весь богатый урожай яблок точно пропадет.
Сазан внезапно придвинулся к нему.
– Ладно, Воронков, – сказал он, – Ивкин с тебя не требовал бабок, и я подожду. Но ты свой долг должен отработать. Ты будешь очень внимательно ходить по своей конторе и слушать все, что говорят об Ивкине, о Рыкове и о «ПетраАВИА». И в субботу и воскресенье ты будешь сидеть у забора на своей даче и запишешь номер каждой тачки, которая едет в гости к Васючицу. Понял?
Воронков сглотнул и кивнул.
– И если ты будешь халатно относиться к своим обязанностям, – сказал Сазан, – то в следующий раз мы будем разговаривать не здесь и не так. Все ясно?
Воронков кивнул.
***
Бог знает, в каких расстроенных чувствах Петр Алексеевич Воронков провел весь следующий рабочий день: во всяком случае, по окончании его он поехал не в московскую свою квартиру, а на дачу.
Маленькая дача по Ярославской железной дороге, полученная Воронковым еще в советское время, была его радостью и отдушиной, и, в сущности, чиновник Воронков жил только те два дня в неделю, когда возился в огороде, подвязывая помидоры и прививая яблони, а остальные пять дней он просто существовал. Правда, чиновник Воронков настолько плохо разбирался в своих чувствах, что он бы очень обиделся, если бы ему ктото это сказал, и тут же принялся бы доказывать, что работает в Службе транспортного контроля на благо Родины, совершая большое и полезное дело, а дача что: подумаешь, овощеводединоличник! Слово «единоличник» Воронков не любил и всегда называл им плохих людей.
Машины у Воронкова не было, и он было надеялся, что его бывший приятель,