42

както с ними связан. А может, и не иностранцы. Может, это Васючиц. Сделает подставную компанию гденибудь на Кипре и купит через нее аэропорт.

        Сазан молчал долго: минуты две. Потом спросил:

        – У Васючица дача рядом с твоей?

        – Да. Садовое товарищество «Авиастроитель». Мы их еще в 72м получили.

        – И кто к нему ездит?

        – Не знаю, – испуганно сказал Воронков, – он теперь забор поставил.

        – Большой забор?

        – Два метра. Сплошной.

        – И дача тоже большая?

        – Он ее перестроил. А потом, он новую строит, по соседству.

        – Три этажа и башенка вверху, – уточнил подручный бандита.

        – Хорошая дача, – одобрил Сазан, – если заместитель начальника Службы может построить дачу за поллимона, почему бы ему не предложить столько же Ивкину? И что же, в поселке не говорят, кто к нему ездит?

        – Я както не прислушивался, – сказал Воронков.

        Бандит потянулся на стуле, как большая и хищная рысь, заложил руки за голову.

        – Да, похоже, Петр Алексеич, что дача нам твоя ой как пригодится.

        – А может, его ментовке сдать? – подал голос другой бандит.

        – Тоже мысль, – одобрил Сазан. – Слышишь, прыщ? Они там по факту покушения на Ивкина завели уголовное дело. Они бы очень не хотели заводить дела и портить отчетность, но так как в скелете «мазды» нашли дырки от пуль, ментам ничего не осталось, как тяжко вздохнуть и завести дело. Теперь им нужен подозреваемый. Они очень будут рады узнать, что это ты попросил Ивкина приехать и что ты ему должен.

        – Но я тут ни при чем! – запротестовал чиновник.

        – А ментам на это насрать. Даже больше, чем мне. Мне нужны от тебя бабки, а ментам – раскрытое преступление. С той только разницей, что у меня бабок и без тебя хватит, а вот ментам ты позарез нужен. Ты представляешь, как они тебя будут нежно любить? Как тебе каждый день будут присылать повестки? Как твои коллеги будут обсуждать, посадят тебя или не посадят и что будет раньше: посадят тебя или уволят?

        Воронков посерел. Ему почемуто подумалось, что если его арестуют, то некому будет ездить на дачу и весь богатый урожай яблок точно пропадет.

        Сазан внезапно придвинулся к нему.

        – Ладно, Воронков, – сказал он, – Ивкин с тебя не требовал бабок, и я подожду. Но ты свой долг должен отработать. Ты будешь очень внимательно ходить по своей конторе и слушать все, что говорят об Ивкине, о Рыкове и о «ПетраАВИА». И в субботу и воскресенье ты будешь сидеть у забора на своей даче и запишешь номер каждой тачки, которая едет в гости к Васючицу. Понял?

        Воронков сглотнул и кивнул.

        – И если ты будешь халатно относиться к своим обязанностям, – сказал Сазан, – то в следующий раз мы будем разговаривать не здесь и не так. Все ясно?

        Воронков кивнул.

***

        Бог знает, в каких расстроенных чувствах Петр Алексеевич Воронков провел весь следующий рабочий день: во всяком случае, по окончании его он поехал не в московскую свою квартиру, а на дачу.

        Маленькая дача по Ярославской железной дороге, полученная Воронковым еще в советское время, была его радостью и отдушиной, и, в сущности, чиновник Воронков жил только те два дня в неделю, когда возился в огороде, подвязывая помидоры и прививая яблони, а остальные пять дней он просто существовал. Правда, чиновник Воронков настолько плохо разбирался в своих чувствах, что он бы очень обиделся, если бы ему ктото это сказал, и тут же принялся бы доказывать, что работает в Службе транспортного контроля на благо Родины, совершая большое и полезное дело, а дача что: подумаешь, овощеводединоличник! Слово «единоличник» Воронков не любил и всегда называл им плохих людей.

        Машины у Воронкова не было, и он было надеялся, что его бывший приятель,