коснулись.
– Хоть Нестеренко, хоть Шестеренке, – продолжала тетка, – вы чего звените? Может, у вас там автомат?
Валерий распахнул пиджак.
– Всего лишь «Макаров», – мстительно сказал он.
Тетка на манер гуся уставилась ему под мышку, от растерянности утратив дар речи.
Воротца для пассажиров были еще заперты. Валерий прошел на балкон и спрыгнул оттуда на теплый, шершавый бетон, коегде поросший пушком травы.
Впереди, сколько хватало глаз, простиралась безрадостная бетонная сельва, отороченная на самом горизонте забором. К пассажирскому терминалу важно катился желтый открытый автобус пенсионного возраста. Метрах в ста разгружался чартерный грузовой рейс.
Сазан засунул руки в карманы и побрел по жесткой траве вдоль рулежки. Человек в рабочем комбинезоне издали замахал на него рукой и чтото прокричал.
– Туда нельзя! – закричал человек. Сазан пожал плечами и побрел дальше. Над головой Сазана, едва не оборвав барабанные перепонки, прошмыгнул самолет с огромным изображением орла на хвосте. Изпод белоснежных крыльев свисали шасси, грязные, как подштанники.
Самолет соприкоснулся с полосой, подпрыгнул покенгурячьи и побежал дальше, туда, где рабочий с желтым флагом уже отмахивал ему дорогу.
Парень в комбинезоне торопливо шагал через рулежку к Сазану.
– Ты кто такой? – начал браниться он. – Здесь тебе не улица Арбат, ясно? Здесь ходить нельзя!
– Всем нельзя, а мне можно, – отозвался Сазан.
– Это почему же тебе можно? – опешил комбинезон.
– А потому что я так устроен, – объяснил Сазан, – потому что я за это дрался и получил право ходить, где нельзя.
– А, понял! – сказал человек. – Это ты новая «крыша»?
– А ты?
– «Рыковоремонт». Зам главного. Макарьев. Макарьев с Сазаном прошли к навесу, под которым стоял старенький трап с вывороченными наружу внутренностями. Нестеренко сел на ступеньку трапа, и Макарьев сел рядом с ним.
Из– под навеса был виден угол аэровокзала и желтый автозаправщик, ползающий по полю, как божья коровка.
– И что ты думаешь обо всей этой склоке? – спросил Сазан.
– Съедят Моисеича, – сказал Макарьев. – Он же с Сергеевым поругался, а «ВасьВась» с Сергеевым дружит.
– А кто такой Сергеев?
Макарьев ткнул пальцем кудато вбок.
– Хозяин «Рыково2». Военного.
– Ив чем они поругались?
– Долгая история.
– А всетаки?
– А когда выборы в Думу были, Сергеев сына хотел депутатом, а Ивкин, обратнотаки, хотел Глузу. Ну, Сергеев обиделся – а у него в друзьях налоговая полиция, он полицию напустил на аэропорт. Они у нас тут чуть самолет не описали. А у Ивкина в друзьях налоговая инспекция, он инспекцию напустил на сына Сергеева, а он у нас в городе универмаг держит. Вот так и живем сейчас. Полоса общая, а морды врозь.
– А депутатом кто стал? Макарьев махнул рукой.
– А депутатом какогото Баранова губернатор спустил.
– А вы за кого? За Ивкина или Кагасов?
– А нам что? Нам бы зарплату платили.
– Платят?
– Раньше платили. А в этом месяце чегото забыли.
– Твою мать, – пробормотал Сазан.
***
Олег Важенкин, глава авиаремонтного предприятия «Рыковоремонт», стоял на бетонной рулежке, запрокинув голову. Высоко над ним висело крыло ЯКа42 с гондолой двигателя, и двигатель этот ревел, как иерихонская труба.
– Хватит! – заорал Важенкин и замахал руками пилоту, чтобы тот кончал продувку.
За ревом двигателя не слышны были шаги человека, который подошел к Важенкину и потряс его за плечо.
– Леша? Ты? – сказал Важенкин, оборачиваясь. – Как поет, а? Чистый Шаляпин!
– Разговор есть, – сказал Глуза.
Они отошли от самолета подальше, в разверстую