бассейна, где плавали диковинного вида листья и время от времени взбулькивали рыбки. Прямо из бассейна торчала какая то удивительная растительность со стволом, голым, как здоровенная авторучка, и с растопыренным венчиком наверху.
За стеклами оранжереи, проваливаясь и дробясь в голых ветвях берез, катилось к закату огромное красное солнце, и охранники, скинув куртки, жгли на костре всякий строительный мусор. Это было богатое место. Богаче, чем ободранная квартира в пятиэтажке, где Сазан, тоскуя, заглядывал милиционеру в глаза и кормил его балыком, богаче, чем подвал, где ютились сазановы бандиты, и даже много богаче, чем маленький банк Шакурова с зеленым ковриком и латунным козырьком.
Из домика у ворот выскочил человек с военной выправкой, побежал к охранникам у костра и что то сказал одному из них. Охранник поспешно потрусил к дому. Сергей обратил внимание, что в последний раз он видел Давидюка в главном доме, и что через двор Давидюк не проходил. Только после этого Сергей понял, почему от караульного домика к усадьбе тянется, параллельно дорожке, выпуклое бетонное ребро, скрытое в двух местах кучами торфа. Севченко построил между двумя домами подземный переход, но из за близости почвенных вод, или еще отчего то, переход пришлось делать довольно высоко.
Человек с военной выправкой поднялся в оранжерею. Сергей стоял, полузакрыв глаза, и нюхал влажный, распаренный воздух.
— Анатолий Борисович просит вас остаться на ужин, — сказал Давидюк, — хорошее у нас здесь место, а?
— Чудное место, — согласился Сергей, — А что с вашей рукой?
— Слетел с табуретки, — ответил офицер.
— И какого калибра была табуретка? — спросил Сергей.
Высокий Давидюк неожиданно подмигнул ему и расхохотался.
В тот самый момент, когда белый семиметровый «Линкольн» доставил милиционера Тихомирова на дачу в Алаховке, дачу с караульными, собаками и оранжереей, бандит по кличке Сазан сходил в Алаховке с пригородной электички. На Сазане были штаны цвета прошлогодней картофельной ботвы и старый ватник, из кармана которого торчала бутылка водки. Кроме бутылки, Сазан не был ничем вооружен, — но разбитая бутылка в его руках могла доставить много неприятностей противнику, если, конечно, у противника не было автомата. Сазан шел, весело болтая руками, и на лице его, поросшем шетиной, было привычное выражение россиянина, который много пьет и мало думает.
Поселок Алаховка располагался справа от железной дороги. В поселке имелся продуктовый магазин, три ларька со сникерсами, семь восьмиэтажных домов и некоторое количество деревянных строений, напоминавших неудачный эксперимент по скрещению курятника с железнодорожной будкой. В строениях проживали бывшие москвичи, выселенные в конце 30 х годов из Москвы при реконструкции улицы Горького.
По другую сторону железной дороги тянулся, километра на три, сосновый бор. За бором начиналось озеро. С той стороны озера глядели заборы, в основном гнилые, как реакционное мировоззрение. Один из заборов лежал на земле, задрав бетонную ногу.
Забор дачи Севченко, третьей справа, ничем не напоминал эти хилые создания доперестроечной эпохи. Однотонный и серый, он был ростом с двух поставленных друг на друга баскетболистов. Все деревья около забора были аккуратно срублены. Сазан заметил поверх забора аккуратные рядки изоляторов, с натянутыми меж ними проводами. Провода можно было бы перерезать, но наверняка прекращение тока разбудило бы сигнализацию. Можно было бы присоединить к изоляторам новую проволоку, любезно предоставив току обходной путь, и перерезать провода только после этого. Сазан некоторое время обдумывал эту идею, пока не заметил провешенные вдоль стены телекамеры.
Слева от озера,
