не находил, эти слова попали на язык бойкому заграничному эфиру, который тогда еще слушали. И там эти слова, знаменующие честность Ганкина и пробуждение свободы в стенах парламента, стали повторять так часто, что самый эффект их повторения повредил карьере Севченко. Тогда это было не всегда приятно для человека из верхов, если его имя треплют по голосам.
И когда год назад, председатель «Рослесэкспорта» Анатолий Борисович Севченко увидел фамилию Ганкина в числе организаторов маленького банка «Ангара», он решил отомстить Ганкину и доказать, что он, партократ и чинуша Севченко — лучший бизнесмен, чем говорун Ганкин. Что, кстати, было святой правдой.
Итак, положив трубку, господин Севченко оглянулся и увидел, что собеседник его, чей доклад был прерван телефонным звонком, стоит, щеголяя своей офицерской выправкой, и смотрит на хозяина.
— Вот, — сказал Севченко, — мафия уже берет банки. Какойто уголовник по кличке Сазан — член правления «Ангары».
Человек с военной выправкой стоял неподвижно.
— Эти люди, — сказал Севченко, — грязь, пища для клопов. Пока они берут налог с рыночных лотков или со всякой там «Ангары» — это их дело. Но они сильно заблуждаются, если думают, будто могут контролировать все государство!
— Я соберу информацию о Сазане, — сказал человек с военной выправкой.
В десяти метрах от того места, где Сазан припарковал свою старую Волгу, стояло кафегриль, — крошечный, забранный стеклами уголок магазина, куда мелкие сотрудники близлежащих офисов заскакивали съесть жареную курицу или пирожное эклер. За третьим столиком слева, наполовину скрытый кирпичной кладкой, сидел человек в длинном потертом плаще. Человек читал газету и медленно прихлебывал остывший кофе. Это был лейтенант Сергей Тихомиров. У Тихомиров не было машины, — он приехал сюда на метро, получив сообщение, что одна из машин Сазана стоит напротив банка «Александрия». Тихомиров надеялся, что Сазан довольно скоро покинет банк, но шел уже второй час, а машина все стояла без хозяина. Тихомиров нервничал, но не столько изза Сазана, столько изза того, что он был голоден. Жареные курыгриль пахли удушающе вкусно, и у милиционера кружилась голова. Но хотя цены на эти куры были вполне приемлемыми для мелких банковских служащих, они были совершенно неприемлемы для честного милиционера. У Тихомирова в кошельке лежало двести тысяч тысяч рублей сегодняшей получки, и эти двести тысяч рублей следовало отдать вечером жене. Он не мог отдать ей меньше и сказать, что он скушал двухдневное питание семьи в забегаловке, где хорошо пахла курица.
Чтобы отвлечься, Тихомиров стал думать о жетонах, учрежденных отцом Гуни за поведение, и о группировке Сазана, и он подумал, что эти две системы очень похожи. Как отец Гуни, Сазан оценивал и выдавал жетоны не только за поступки, результаты которых можно было потрогать руками, но и за намерения, желания, образ мыслей, — за все то, что закон намеренно оставляет вне пределов своей компетенции.
Черт! Как хорошо пахнут куры! Может, всетаки взять одну? Тихомиров встал, и в этот момент двери «Александрии» раскрылись. Сазан, наконец, вышел из банка, сел в машину и уехал.
Тихомиров выскочил из стекляшки и побежал к тяжелому крыльцу со стальным козырьком. Тихомиров показал охраннику свое удостоверение и сказал:
— Мне немедленно надо видеть директора банка.
Охранник удивился, но показал наверх и направо.
Тихомиров побежал по роскошной лестице.
В отделанном дубом предбаннике маялась молодая секретарша. Она удивленно взглянула на потрепанного посетителя. Тихомиров сунул ей под нос удостоверение:
— Директор там?
— Погодите, я спрошу у Анатолия Михайловича… Тихомиров прошел мимо