37

вы поедете.

        — Зачем в подъезде, — сказал Валерий, — в подъезде грязно, и пьют там только водку. Садитеська с нами.

        Тихомиров пожал плечами и сел за стол. Бандиты, как по команде, опустили руки, и потеснились, найдя местечко для четырех стражей порядка.

        Черкасов с достоинством застегнул на обнаженном брюхе рубашку, и ктото принес новым гостям чистые тарелки. Через пять минут милиционеры уверенно работали вилками.

        Черкасов взял тарелку, положил на нее длинные золотистые ломти севрюги, несколько кусочков заморского сыра и черненьких, как девичьи глазки маслин, водрузил на тарелку ложку красной икры в обрамлении розочки из масла и нарезал аккуратно розовой ветчины и краснокоричневой, сверкающей белым глазком колбасы. Сверх всего этого он положил какойто странный, незнакомый Сергею хлеб, и поставил тарелку перед Сергеем.

        — Вы чего не едите? — спросил он.

        — Мне кажется, — тихо сказал милиционер, — за этим столом кормят исключительно человечиной. Жженой человечиной.

        Черкасов сглотнул.

        — Но хотя бы выпьете?

        Сергей поднял глаза: Валерий, перегнувшись через стол, протягивал ему рюмку. В рюмке плескалась прозрачная водка.

        — Да, — сказал Сергей, — пожалуй, выпью. За закон и порядок, Сазан.

        Когда Сергей проснулся, было уже светло. Голова раскалывалась, но не так, как с похмелья. Он лежал без сапог на том самом шикарном диване, на котором вчера сидел Валерий, и над его головой шумела незнакомая беляевская улица. Кроме сапог, с Сергея ничего не сняли. Сергей откинул плюшевое одеяло, которым его укрыли, и проверил кобуру. Пистолет был в кобуре, а обойма — в пистолете.

        Сергей встал, и, перебирая босыми ногами, прошел на кухню.

        На кухне Валерий, посвистывая, мыл вчерашние тарелки, и радио рассуждало о законопроекте по борьбе с преступностью. Заслышав шаги, он выключил радио, обернулся и приветственно помахал мокрым концом полотенца. Как будто у Сазана не было целой армии шестерок — мыть посуду и вытирать сопли.

        — А где Черкасов? — спросил Сергей.

        — Уехал. Помирился с женой и уехал. К жене, между прочим.

        — А остальные?

        — Тоже уехали.

        — А мои люди?

        — О, — улыбнулся Сазан, — ваших людей увезли еще вчера. Они были шибко пьяные.

        — Я не был пьяный. Я выпил только две рюмки. Одну за закон и порядок, а вторую… — Сергей стал вспоминать, за что он пил вторую рюмку.

        — За Феликса Джерзинского.

        Сергей совершенно точно помнил, что он не пил за Дзжержинского, да и не мог пить.

        — Я выпил одну рюмку, — сказал Сергей, — зато с клофелином.

        — Да право, — сказал Валерий, — что бычитесь? Хлестнули на пустой желудок, да и свалились. Небось пилито последний раз еще при советской власти?

        Сергей сел на диван у пластикового столика. Валерий закрутил кран и, отворив холодильник, стал вытаскивать блюда с остатками вчерашнего застолья. Остатков было довольно много. Над тостером повисла сладкая дымка от подогреваемого хлеба.

        Сергей намазывал на теплый хлеб венчики расплывающегося масла, клал сверху золотистую соленую рыбу и ел. Его дочка давно уже не видела такой рыбы, но на этот раз Сергей был очень голоден. Ел он с удовольствием, и кивнул, когда Валерий разлил по чашечкам ароматный, только что сваренный кофе. Валерий был хороший хозяин.

        — У вас есть жена? — спросил Сергей.

        — Знаете же, что нет.

        — Ну, не жена. Любовница.

        — Зачем вам это? Хотите взять в оперативную разработку?

        Сергей отхлебнул кофе: кофе был вкусный. Боль в голове поубавилась.

        — Ну и зачем вам понадобилось оставить ночевать меня на диване? — спросил Сергей. — О чем вы хотели поговорить?

        Валерий молча помешивал ложечкой кофе.

        — Скажите мне честно, —