В тот самый момент, когда тачка Борика вынырнула изза бугорка, лохова тачка с наживленным колесом сорвалась с домкрата, видно, лох не поставил машину на ручник, или домкрат вкрутил косо…
Борик сощурился. Можно было доехать до Ленинграда и в старом «Москвиче», но гораздо лучше было сделать это на голубоватой «девятке». И искать его никто не будет на «девятке», и дадут за нее потом побольше, чем за этот желтый рыдван… К тому же у лоха могли быть деньги.
Борик притормозил, открыл дверцу.
– Помочь?
Лох обрадовался.
– Дада, – сказал он.
Борик сунул руку в карман, где покоился «вальтер», и вышел из машины. Что случилось дальше, он так и не понял: боковым зрением он успел засечь колено лоха в сантиметре от собственного паха, потом резкая боль, руки словно резиновые – и папиросная бумага неба, скручивающаяся в самодельный чинарик…
***
Когда Борик очнулся, он почувствовал, что лежит в неглубокой, но полной воды канавке. Рукиноги его были связаны, и над головой слепыми щенятами тыкались в небо редкие березовые стволы. На плечо Борика была водружена чьято нога в кроссовке, ну ни дать ни взять – воиносвободитель, попирающий ногами гитлеровский крест! Борик завел вверх глаза и увидел, что рядом стоит его собственная машина, а на капоте машины сидит лох. Именно его кроссовка и щекотала подбородок Борика.
Кроме того, вокруг шеи Борика была натянута толстая и гибкая струна, из тех, которыми в магазинах режут масло. Струна перекрещивалась гдето за затылком, и лох держал ее за две потемневшие от времени деревянные ручки.
Дело происходило посреди лужайки: лох уже успел отогнать машину в лес, подальше от трассы.
Заметив, что поверженный очнулся, лох спрыгнул с капота и присел над своей жертвой – и только тут Борик признал в нем Валерия Нестеренко.
– Туктук, – сказал лох, – можно войти? Вы мне не подскажете, как найти Рыжикова Сергея Валентиновича?
«Эх, был бы здесь Леська», – тоскливо подумал Борик. Но Леська отсутствовал по уважительной причине – не далее как полчаса назад сам Борик утопил его в подмосковной речке.
Валерий оскалился, и руки его медленно напряглись, разводя струну. Борик закашлялся и захрипел. Валерий ослабил струну и даже намотал оба ее конца на правую руку.
– Слушай, как тебя там, Нестеренко, – сказал Борик, когда ему наконец удалось набрать в легкие воздуха, – я с ними завязал. Я когти рвал, понятно?
– Понятно, – согласился Валерий, жутко скалясь и вынимая левой рукой толстый, очень толстый свиток с долларами.
– А товарищ твой где?
– Я его завалил, – вдруг неожиданно спокойно сказал Борик.
– За вот это? – и Валерий насмешливо помахал деньгами.
– Нет! Он сука был, такая сука! Они все суки… Ты не знаешь, что это за люди! Мы одну хату чистили, положили троих на пол, они лежат, не пищат, мы стали уходить, а он в них стрелять стал, из удовольствия! Перевернет и выстрелит, перевернет и выстрелит! Отморозок!
– Ну ладно, его ты убил за то, что отморозок. А за что ты меня хотел убить?
– Тебя? – Меняменя. Фраера, который запаску менял.
Борик сглотнул. Действительно, с чего, собственно, ему понадобилась эта «девятка». Ну, ехал бы и ехал на своем желтом рыдване, ну, на кусок меньше бы получил… Эко людей портит…
– Ты как меня засек? – вдруг изумился Борик.
– А никак, – осклабился Сазан.
– Случайность, понимаешь. Пришвартовался я к обочине на Ленинградском, меняю запаску, вдруг вижу, ба, да никак моя пятка знакома с зубами этого типа…
– Я знаю. Тебя Шутник навел.
– Это ты откуда такой образованный?
– Я видел, как ты от Шутника с пушкой выходил. А люди Шутника следили за Иванцовым, както