с вышитыми гуляющими павлинами и уставлен серебряной посудой.
Возле стола стояло шесть стульев, а под ними -- праздничная циновка,
украшенная синими полосами и золотыми звездами. На стене висела все та же
картина с двуличным царем, а немного слева от нее поставили телевизор.
Телевизор рекламировал зубную пасту.
Полковник сел напротив телевизора. Рай Адан, его любимец и начальник
его охраны, сел крайним справа, а меня посадили по левую руку Рая Адана.
Зубная паста кончилась, на экране появилась симпатичная девица.
Очаровательно улыбнулась зрителям и сообщила:
-- Сегодня четвертый канал с удовольствием выполняет многочисленные
просьбы зрителей и ведет прямую трансляцию воскресной проповеди господина
ван Роширена из долины Четырех Черепах. Сейчас вместе с вами мы окажемся на
центральной площади храмового комплекса, знаменитого своими чудесами и
историческими событиями.
Охранники расставили горшки с овощной похлебкой и положили на стол
горку лепешек. Два человека втащили за ушки в комнату позолоченное по краям
кожаное блюдо, наполненное фасолью и всяким мясом: свининой, бараниной,
крольчатиной и крысятиной. Сверху все было посыпано козьим сыром. Рай Адан
спросил меня, какое мясо я предпочитаю. Я сказал:
-- На ваш выбор, только не крысу.
Рай Адан улыбнулся и положил мне кролика.
Полковник ел аккуратно и с удовольствием, время от времени взглядывая
на экран.
На экране возник круглый храмовый двор с большими подмостками
посередине: вогнутые крылья храмовых павильонов стягивали двор, как обручем,
и многочисленные боги из розового дерева и камня, обнаженные и одетые,
дремлющие и пляшущие, замерли в недоумении, глядя на деревянный крест
посередине помоста.
Двор был набит народом, люди свисали из храмовых окошек, как гроздья
винограда в хорошее лето.
На помост вышел ван Роширен. На этот раз он был не в сером костюме, а в
каком-то платье, синем, с откинутым капюшоном и с белым воротником, который
висел, как заячьи уши, до пола. Он улыбался, как кошка на солнышке.
Вдоль проходов меж храмовых павильонов скучали в парадной форме
гвардейцы. Они стояли слишком далеко, чтобы спасти ван Роширена в случае
покушения. Они стояли в самых хороших местах, чтобы поймать убийцу.
Ван Роширен стал говорить, он говорил долго, а временами читал из своей
большой золоченой книги.
Большинство проповедей ван Роширена походило на лекции: он брал
какую-то заповедь и излагал ее, как теорему, а вместо доказательства
рассказывал притчу. На этот раз он рассказал притчу о том, что следует
прощать не до семи, но до семижды семидесяти раз. Это была притча о
должнике, который задолжал царю десять тысяч талантов, но царь по слезной
его мольбе простил ему долг. Тот же, выйдя на улицу, схватил другого,
который был должен ему сто динариев, и посадил в темницу.
-- Тогда, -- сказал с экрана ван Роширен, -- царь, изумившись, призвал
его. Как же так: сам владыка простил ему огромный долг в десять тысяч
талантов, а он требует с такого же, как он, сто динариев.
Судя по названиям принятой в то время валюты, это была очень старая
история. Но, видимо, люди с тех пор не очень изменились.
Я сидел и бессмысленно смотрел в свою тарелку.
-- Господин Денисон, вам не нравится проповедь? -- спросил полковник.
-- Господин Денисон современный человек, -- холодно усмехнулся Рай
Адан. -- Он полагает, что если Бог и заключил с человечеством контракт, то
сорвал все сроки по его выполнению. Этот контракт давно недействителен, а с
Бога причитается неустойка.
