Роширен
трапезовал с учениками и выслушать нас наедине отказался. Я закусил губу и
надулся. Ласси пожал плечами и стал рассказывать все по порядку.
Ван Роширен выслушал исповедь Ласси в полном молчании. Ласси закончил,
проповедник поглядел ему в глаза и спросил:
-- Почему ты продал поливальную установку?
Ласси побледнел. "Что за идиотский вопрос, -- подумал я. -- Ну
сломалась и продал. Может, террористам понадобились деньги, а может, для
свадьбы племянницы. Это же туземец -- что такое честь, он знает, а что будет
впереди -- наплевать, рассчитывать наперед они не умеют".
-- Почему ты продал установку?
-- Ну, -- процедил Ласси сквозь зубы, -- она все равно сломалась, а у
племянницы была свадьба.
Ван Роширен вдруг подпрыгнул и ткнул в него пальцем:
-- Кому лжешь?! -- заорал он. -- Не мне лжешь, а Богу!
Что он делает? Это же племянник полковника, это же его, ван Роширена,
шанс!
-- Почему ты остался без установки?
Ласси вскочил со стула, отпихнул проповедника и выбежал в коридор.
Через мгновенье за окнами взвизгнули колеса сорвавшегося с места автомобиля.
Между прочим, моего автомобиля.
Я схватился за. голову и стал орать на этого блаженного. Я орал долго,
и он мне не мешал. Я остановился только тогда, когда под окнами опять
заскрипели шины. Кого еще принесла нелегкая?
Дверь распахнулась -- это вернулся Ласси.
-- Я тут покатался, -- сказал Ласси, -- и решил рассказать, почему я
остался без поливальной установки.
Он уселся на крашеной циновке, подгреб под себя ноги, оглядел меня
как-то странно, как покупатель оглядывает связанного гуся на базаре, и
начал:
-- Как вы знаете, мой дядя старался не ссориться с землянами, а я их до
крайности не любил, и из-за этого меня в прошлом году вышибли из первой
пятерки. Вскоре объявили о решении арбитражной комиссии, и мне показалось
досадным, что меня не будет в официально признанном правительстве и что мы
опять будем рубить друг другу головы на потеху телевизорам, а компания будет
только снимать сливки.
Я сильно поссорился с дядей, но у меня осталось много верных мне людей.
И вот они стороной узнают, что мой сосед, Рональд Денисон, большая шишка в
компании и разработчик ихнего "Павиана", просто так, бесясь с жиру, покупает
новую водоустановку, а старую ставит в сарай.
Тогда мы составили план. Я тихо продаю свою установку. Потом, в рабочие
дни, когда Денисона на ферме нет, вывожу его установку и ставлю себе.
Денисон поднимает шум. А я: "Да он продал мне эту установку! А то с чего бы
ему покупать вторую? Вот и документы!" А документы о продаже один человек
уже подделал.
Кое-кому из моих людей это не понравилось, но я сказал: "Какая разница?
Все равно он вор, украл нашу землю. Все они воры, не один позарится на чужое
добро, так другой. Сам мошенник, а меня же будет обвинять в грабеже!"
Ласси откинулся к стене и равнодушно продолжал:
-- С тех пор, как прежний владелец этой фермы, человек из Движения,
усыновил меня, у меня были очень хорощие документы, и никто не мог
заподозрить во мне Исана Красивые Глаза. Мы рассчитывали так: пресса
поднимает ужасный шум. Компания грозится послать за установкой своих людей.
Мы сжигаем свою ферму и говорим, что это -- результат нападения
фермеров-землян. Кстати, поэтому ферма была в таком запустении, когда
Денисон увидел ее в первый раз. Ей оставалось стоять полмесяца.
А вскоре мы в отместку должны были напасть на ферму Денисона.
-- Пустую или с людьми? -- спросил ван Роширен.
-- С людьми, -- спокойно ответил Ласси. -- После такого нападения
