крыш держали
луки и автоматы. Президент не платил жалованья чиновникам три года. В
позапрошлом месяце компания ссудила ему полтора миллиарда кредитов, чтобы
он достойно отпраздновал замужество своей дочери. Ричард Таш был гениальным
программистом -- я использую для "Павиана" одну идею, которую увидел в
четверг.
Не знаю, кто создал этот мир, но если его создал Бог, то я бы не принял
его в отдел и младшим дизайнером.
В два часа я спустился в столовую и сел в углу с целой горкой свинины с
фасолью -- блюда, которым столица славилась до тех пор, пока фунт свинины не
стал стоить дороже мелкокалиберного патрона, "Daily Express" напечатала
интервью одного из учеников ван Роширена -- тот был наркоманом, но сменил
иглу на крест. Одну напасть на другую. Я постелил газету под тарелку, вместо
скатерти.
-- Здравствуйте, господин "Нет", -- услышал я сзади.
Я оглянулся: это был ван Роширен. Дальше, в проеме двери, маячил Джек
Лиммерти.
-- Откуда вы знаете это прозвище?
-- Господин Серрини сказал мне, что вы всегда говорите "нет", а потом
делаете "да".
-- Умный человек, -- сказал я, -- всегда говорит "нет".
-- В таком случае словарь умного человека сильно уступает словарю
простака.
От него по-прежнему пахло крушинником. Он улыбнулся, пододвинул стул,
сел на него верхом и спросил:
-- Итак, у меня ничего не получится?
-- Нет.
-- Почему?
Я постучал пальцем по интервью бывшего наркомана.
-- Это очень эффектно, -- сказал я, -- обращать к вере в Иисуса Христа
наркоманов и гангстеров. Но что такое наркоман? Это маргинал. Человек,
выброшенный из общества. Чело-век-ничто, человек, которого никто не любит. И
вдруг приходите вы и говорите ему: Иисус пришел не ради праведников, а ради
грешников. Он пришел взять все твои грехи! Он любит тебя. Ваш наркоман в
восторге. Как?! Сам Иисус пришел ради него! Как?! Иисус его любит! И вот он
садится с иглы -- на крест. Проститутки на ваших проповедях падали в обморок
-- а вы скажите, много ли на ваших проповедях падало в обморок банковских
служащих?
Ван Роширен хлопал ресницами.
-- Туземцы, -- продолжал я, -- так же уверены в своей правоте, как
банковский служащий. Те, что стреляют здесь из луков и автоматов, делают это
не потому, что они выбиты из своего рода или клана, а наоборот, потому что
они к нему принадлежат. Они не убивают. Они делают то, что делали их отцы и
деды.
Четыре дня назад вы заставили меня рассказать про историю конфликта и
про его идею, но идеи тут ни при чем. Есть несколько людей -- на самом
верху, и с той и с другой стороны, -- которые выбирали себе сторону сами. Их
не интересовали идеи. Их интересовала власть. Остальные, внизу, никогда
ничего не выбирали. Они продолжали войны, которые вели их отцы. Род Черных
Волков враждовал с родом Песчанок, потому что шестнадцать поколений назад
один волк перерезал одной песчанке глотку из-за бурдюка с кислым молоком.
Волки оказались на стороне правительства, -- стало быть, песчанки оказались
при мятежниках. Допустим, вы сделаете так, что волки уверуют в Иисуса, --
значит, песчанки окажутся против вас. Здешняя резня не имеет никакого
отношения к "прогрессу", "демократии", "межнациональной розни",
"международным монополиям" и к прочим словам. Она не имеет никакого
отношения к нестабильному обществу. Напротив, ее причина в том, что это
общество совершенно стабильно. Каждый человек помнит традицию. Каждый
человек помнит сорок поколений своих предков. Каждый имеет список тех, кто
должен его роду, и тех, кому должен его род. В своем поведении по отношению
