Старик говорил без умолку, пока не заметил, что Митрадат
отвернулся и плачет.
-- Что с тобой? -- спросил старик.
-- Об этом не стоит говорить, -- ответил Митрадат.
Но они ехали вместе, старик был прилипчив, как репей, и Митрадат
наконец сказал:
-- Царь отзывает меня и моего отца.
-- За что? -- спросил старик.
-- Видишь ли, раньше я хозяйствовал так, как велит царь, а эти два года
-- как велит Ахура-Мазда. Ведь царь затем и накладывает на тебя такие
подати, чтоб тебе не на что было купить коня: он меньше боится врагов, чем
подданных.
Митрадат помолчал и добавил:
-- И вот что из этого получилось: разбойники, видя нашу слабость,
украли подати, а царь требует их опять. И я боюсь, что в будущем году меня
не будет в живых, а у твоих сыновей не будет ни коней, ни жен, ни рабынь.
Сыновей старика, Дадухию и Фарта, Митрадат взял в свою личную свиту.
x x x
Итак, в Даскилии собралось персидское войско и греческие наемники для
войны с карийцами.
Были также карийские послы, Датем, как почетный гость, и представители
городов Троады. Увидев, как многочисленны всадники, карийский посол стал
клясться Митрадату, что их царь, Мавсолл, не грабил каравана и не знает, кто
это сделал, а потом сказал: "Но, увы, теперь Мавсолл впал у царя в
немилость, и ему остается надеяться лишь на твое заступничество и сражаться
с тобой против любого врага".
Митрадат собрал гостей, рассадил их попарно, грека с персом, и сказал:
-- В этом году царь требует тройной налог для войны с Египтом. Что вы
думаете об этом?
Аристоной из Гергиса, от Троады, сказал:
-- Царь давно бы покорил Египет, если бы не распри между Ификратом и
Фарна6азом. А так как он сам -- причина этих распрей, чем помогут ему наши
деньги?
Арбар, племянник Датема, сказал:
-- Пусть он сначала сотворит три урожая в год, а потом требует тройную
подать.
Говорили многие и сошлись на том, что дурной царь подобен козлу с
бородой вместо вымени. Тогда-то Митрадат стал говорить:
-- Все в мире, следуя аше, должно принимать участие в борьбе добра и
зла Думается мне, однако, что там, где борются только две силы, они рано или
поздно меняются местами.
О чем я говорю? В Персии издавна боролись царь и знать, и неправда, что
знать не побеждала! Хватит говорить про Камбиза, будто он убил
единоутробного брата и скрывал это два года, словно смерть кшатрапавана
Персиды можно скрыть, а Бардию называть колдуном, принявшим облик убитого!
Что, однако, было толку в победе знати: не успел Дарий поклясться
уважать ее права, как извел весь род Виндафарны, возведшего его на престол!
Что же до Эллады, там всегда борются народ и лучшие люди, года не
проходит без резни, и, по моим подсчетам, только в самой Элладе изгнанников
-- тридцать тысяч.
И эллины напрасно хвастаются, что у них нет законной сильной власти.
Потому что там, где в случае затруднений для государства не предусмотрена
законом сильная власть, там такая власть возникнет помимо закона. А персы
напрасно гордятся, что лишь приближенным дозволено советовать царю, потому
что не советуют они, а льстят и клевещут.
Не такая, однако, власть была при Кейанидах: был и царь, и знать, и
земледельцы, и все три власти как бы взаимно ограничивали и стесняли друг
друга.
После этого встал один перс, Менастан, обнажил меч, вонзил его в щель
между плитами и сказал:
-- Шесть злых сущностей подтачивают царскую власть: неумение выбирать
советников, непостоянство в решениях, вероломство, зависть к чужой славе,
ненависть к подданным и пуще всех --