устроено войско, так устроено и
общество.
Тирибаз замолчал и поднял голову, чтоб отыскать звезду, одноименную
себе, звезду Всадника-Тиштрьи, яркий Сириус. Звезды, однако, не было -- ее
заслонил обожженный угол осадной башни, сделанной финикийскими инженерами.
Что, однако, финикийцы? Финикийцы не воюют -- строят себе корабли и
хитроумные машины.
x x x
Клеарх осадил городок Амафунт и стал рыть подкоп; почва, однако, была
скалистая, ничего не выходило.
Тогда-то Клеарх велел днем шуметь, словно и в самом деле роют, а ночью
сносили из других мест землю и насыпали так, чтоб осажденные ее видели;
амафунтцы рассудили по количеству вынутой земли, что подкоп уже обведен
кругом, испугались и сдались.
Неподалеку от городка был храм Онесила, кипрского тирана, виновника
восстания против персов; амафунтцы после его гибели прибили его голову на
городских воротах, но потом, увидев, что в ней поселился пчелиный рой,
похоронили и стали приносить ежегодные жертвы; а в семи стадиях от него --
храм местной Афродиты, в котором жрицы отдаются за деньги. Финикийский храм
Тирибаз скрепя сердце решил не трогать, видя, как он нравится наемникам, а
греческий велел разорить. Клеарх прибежал к нему.
К л е а р х. Зачем? Станут смеяться, что ты мстишь покойнику.
Т и р и б а з. Знаешь, Клеарх, я бы и живого Онесила помиловал, и
покойнику не мщу. Со многим, Клеарх, я примирился в эллинах, но что вы
смертных людей почитаете богами -- это ложь.
А в углу палатки стоял змееногий Веретрагна: царь в это время разрешил
Веретрагну, Митру и Анахиту и даже храм Анахите построил в Экбатанах. Клеарх
кивнул на Веретрагну и сказал:
-- А это -- бог или нет?
-- Камень.
-- Он был камнем, но поклонения и жертвы сделали его богом. Так и с
человеком -- был кровью и слизью, а поклонение войска или народа сделает
богом. Знаешь ли ты, что кто-то в лагере молится за тебя, а кто-то и тебе?
Т и р и б а з. Не сбивай меня с толку, спорщик! Слишком вы, греки,
ищете земного и желаете отождествить себя с богом телесным. Оттого-то в вас
так силен гражданский дух, ведь личная душа рождается из души общей только
тогда, когда отождествляет себя с неведомым. Оттого-то вы, когда в толпе,
еще бываете бескорыстны, вернее, безумны; в одиночку же грек бескорыстным не
бывает, но преследует лишь собственную выгоду. Оттого-то у вас тиран
становится не царем, а сразу богом.
Так-то говорил Тирибаз, однако подумал и оставил храм в покое.
В середине осени в Амафунт, где теперь была ставка Тирибаза, явились
послы Эвадора с просьбой о пощаде, а через неделю прибыл Оронт, царский
зять.
Тирибаз проверил печать на царском письме, убедился в его подлинности;
Тирибаз и Оронт расцеловались на глазах у греческих командиров, и Тирибаз
сказал:
-- Друг мой Оронт! Ты, увы, опоздал: Эвагор готов признать себя рабом
своего господина Артхакшатры.
О р о н т. Еще бы! Ты для этого разорил весь остров! Уничтожать тото
достояние, ради которого ведется война, что это -- безумие или измена?
Т и р и б а з. Друг мой Оронт! Это города Ионии не бунтуют, а
капризничают, добиваясь снижения налогов. Они как домашние голуби и думают
лишь о том, чтоб поплотнее набить зоб. Недаром Кир покорил острова самым
диковинным образом: запретил торговать с Азией. А таким человеком, как
Эвагор, владеет страсть совсем иного рода: греки называют ее плеонексией, и
Эвагор отложится, едва мы уйдем отсюда.
И Оронт, и Тирибаз говорили очень вежливо; греки глядели на них, не все
понимая; только армянин был статен и прям, как Уран, которого
