мятежника Кира. Да, поразил да еще велел залить медью глотку одного карийца,
спьяну хваставшегося, что Кира-де убил он, кариец.
Второй способ войны был греческий; тут сражался не всадник, а
пехотинец; не один, а в тесном строю, не в поединке, а в сражении.
Когда-то Кир раздал своим всадникам земли и рабов, чтобы те могли
заниматься лишь войной. Теперь разбогатевшие персы уклонялись от войны, а
обедневшие персы не могли снарядить коня с подобающим блеском, и
воинов-всадников становилось все меньше.
Когда-то полис раздал своим пехотинцам равные наделы, чтобы у тех были
средства защищать отечество; теперь земли были проданы, и разорившиеся
пехотинцы либо требовали их обратно, либо добывали деньги за границей, и
воинов-наемников становилось все больше.
x x x
Говорят, что мертвые не видят живых, а только чуют их по запаху. Ну, а
что живые не видят мертвых, в этом каждый может убедиться сам. Тем не менее
мертвые благодетельствуют живым и наоборот -- через тех, кто умеет видеть
оба мира.
Также и народы редко понимают друг друга, и бывает даже, что можно
сражаться -- и не понимать, боготворить -- и не понимать.
Тирибаз был самым проницательным человеком из тех, кто не видит
мертвых. Он все больше приближал к себе Клеарха, так что внук его, красавец
Tax, не ведая сам, ревновал деда к Клеарху.
Tax не расставался с греком с тех пор, как тот вернул ему коня; Клеарх
рассказывал о Гераклее, Tax -- об Армении; они говорили о женщинах, лошадях
и вине и еще о том, что ионяне, конечно, одержали бы победу, будь Тирибаз на
их стороне и понимай греков получше.
Как-то ночью они втроем объезжали посты; проехали по ночному лагерю и
остановились, осматривая осадную башню на колесах. Эта башня была
единственная помощь от финикийцев; греки таких машин тогда не имели, народ
скупился на строительство; тиран Дионисий, однако, отобрал с помощью
финикийских машин у финикийцев же пол-острова.
Башня была чуть обуглена, мокрые кожаные ремни нехорошо пахли, на
вершине качалась доска, огороженная с трех сторон плетнем, а с нее свисал
канат. Пел сверчок и издалека доносились крики людей, флейт и свиней.
Tax ухватился за канат, раскачиваясь и болтая ногами. Клеарх и Тирибаз
сели возле на приступок.
Туг надо сказать, что Клеарх удивительно быстро схватывал языки, на
которых говорили в войске; по-персидски он теперь говорил отменно и видел,
что персидский язык гораздо больше похож на греческий, чем, скажем,
карийский или арамейский.
Язык, однако, похож, а речь -- различна. Эллинская речь была тем
могущественней, чем больше людей о ней знало, а персидская -- тем
могущественней, чем меньше людей о ней знало. Так что эллины, произнося
слова вслух, вынуждены жить в соответствии с ними -- это и называется
убеждения; поэтому-то эллинская речь имеет смысл тогда, когда устремлена к
истине; персидская же имеет смысл, лишь будучи ложью; эллины говорят с
единомышленниками, персы -- с соучастниками.
Клеарх спросил у кшатрапавана:
-- Объясни мне одну вещь. Я заметил, что греки и персы о давних и
недавних событиях рассказывают по-разному. Вот, например, о свидании
Агесилая и Фарнабаза. Бион говорит, что Агесилай предложил Фарнабазу союз
против царя, а тот ответил: "Если царь назначит меня полководцем, я буду
сражаться против вас. Если же он пришлет другого военачальника, то я стану
на вашу сторону". A Tax говорит, что Фарнабаз сказал: "На мои деньги вы
выиграли войну с афинянами. Не хочешь ли стать моим союзником в войне против
царя?"
