моей душе зло!"
Наконец он открыл глаза и увидел, что в забытьи разорвал длинный белый
пояс, который поклонники Ахура-Мазды носят с совершеннолетия и концами
которого машут каждый раз, когда хотят прогнать злых духов.
На площади воины успокоились, выдали зачинщиков мятежа и уже несли
откуда-то свежие розги; конники Таха все так же глядели на греков.
Тем же вечером Клеарх и Tax отправились поговорить с Дадухией. По
возвращении Клеарх сказал командирам, что Дадухия в походе участвовать не
будет, так как помер от какой-то порчи, a Tax уткнул глаза в пол и
покраснел, как девушка, так как Ахура-Мазда запрещал персам лгать.
x x x
Клеарх и внук Тирибаза Tax высадились на острове в середине лета, в
месяце гармападе; и на третий же день было сражение. С обеих сторон дрались
греческие наемники: одни дрались за свободу Ионии, другие -- против тирана
Эвагора. Что же до армянских конников, товарищей Таха, в войлочных шапках и
с тростниковыми луками, -- эти дрались с вишапами.
Все, однако, кончилось ничем: войска развернуло, как гигантский жернов,
правое крыло персов опрокинуло левое крыло Эвагора, а правое крыло Эвагора
стало на место левого крыла персов.
Tax, по общему мнению, дрался лучше всех; его стащили с коня веревкой с
петлею, он отбился, но коня увели.
Вечером Клеарх явился к Таху в багряный шатер с серебряными колышками.
Возле шатра копошились двое рабов, копая канавку для отвода воды. Клеарх
вошел; Tax лежал на ложе, завернувшись с головой в покрывало с золотыми
кистями и плакал. Клеарх стал его утешать по-персидски и говорить, что
Диотим (командир Эвагора) не получил преимущества.
-- Конь мой, -- ответил Tax, перевертываясь, -- у Диотима. Золотистый,
и белые кольца на ногах.
"Да, -- подумал Клеарх, -- все-то я не выучусь по-персидски".
Он, собственно, вот зачем пришел: перебежчик донес, что Эвагор посылает
в город Амафунт отряд и ящики с казной. Если взять сотню всадников, можно
догнать и перебить ночью.
-- Кто же станет драться ночью, когда не видно ни доблести, ни
трусости? -- возразил Tax.
x x x
А на следующий день Бион переоделся в крестьянскую одежду и пошел
посмотреть на вражеский лагерь.
Вот он вышел за ворота, идет и видит: впереди какой-то плешивый старик
погоняет ослика, на ослике бурдюки с вином, едет торговать во вражеский
лагерь. Тут Бион подумал: "Клянусь Зевсом! Ведь это будет подозрительно,
если я явлюсь с пустыми руками!" Бион связал плешака и кинул в канавку, а
ослика погнал дальше сам. По дороге пришло ему в голову, что неплохо бы
убедиться, что за товар продаешь, да и солнышко припекло.
Ручья, однако, поблизости не нашлось. Бион подумал и выпил
неразбавленного вина, и оно ему так понравилось, что он пробовал товар еще
три раза.
Вот к полудню пришел он во вражеский лагерь, а вино в нем уже играло.
Он стал осматривать лагерь и продавать вино и, когда все распродал, сел у
костра и заслушался оратора. А оратор говорил, что персы, не сумев покорить
эллинов оружием, решили добиться своего деньгами, и не кто иные, как они,
единственная причина раздоров в Элладе. "И вот пример, -- говорил оратор, --
недавно Агесилай завоевал половину Азии, разграбил и Сарды, и Даскилий! И
Тиссаферна провел, заставил сатрапа ждать его со своим войском в Карий. А
спартанец отправился во Фригию. И тогда-то, почуяв гибель, персы послали в
Элладу сражаться тридцать тысяч золотых царей, нарисованных на золотых
дариках, и по всей Элладе города возмутились против Спарты, и эфоры велели
Агесилаю возвращаться.
Не лучше