хозяин, вправе прогнать управляющего. Но на
чей счет будете вы угощаться на празднике Эвия? Кто будет снаряжать корабли
и строить храмы? Умный хозяин не рубит плодоносящую маслину, не пускает
виноградную лозу на дрова -- так еще неразумней губить тех, кто подобен
волшебной лозе, из которой сочится готовое вино и масло...
По чьей, однако, воле затеян этот процесс? По воле богов? Только,
думается мне, зовут этого бога не Зевсом, а Ахура-Маздой!
Тут Архестрат вышел перед народом, выпростал руку, доселе пристойно
прикрытую полой плаща, и стал читать кожаный свиток.
Крик поднялся такой, что заседание отложили на завтра.
Утром стало известно, что Метон бежал из города. Многие считали, что
демократы не связались бы с персами, если бы не слухи, распущенные
Архестратом.
Архестрат подошел к обвиняемому и тихо заметил:
-- Ты, однако, слишком молод для гражданской должности.
Клеарх ответил:
-- Ты знаешь, мой дед и дядя не раз избирались жрецами Диониса.
Через час после положенных жертв оправдание Клеарха выглядело простой
формальностью, когда вдруг встал некто Протой и сказал:
-- Я чужой человек в вашем городе и прибыл пять дне и назад с кораблем
из Элеи, с кожами и тканями. И когда я увидел это письмо, я очень удивился.
Потому что клеймо, стоящее на этом пергаменте, показывает, что он сделан в
мастерской Лисиппа. И я не знаю, чему мне верить: письму, на котором
обозначено, что оно написано месяц, назад в Даскилии, или клейму и
собственному разуму, который говорит мне, что этот пергамент я продал пять
дней назад в Гераклее.
Стали спрашивать купца, кому он продавал кожу. Выяснилось, метеку
Лакратиду. Привели Лакратида, тот признал кусок кожи и сказал, будто продал
ее Хрисону, дяде Клеарха! Друзья Метона заявили, будто почерк Метона
подделан. Народ недоумевал, но тут выступил вперед человек по имени Агарид,
один из сторонников Метона, и заговорил так:
-- Удивительное письмо подсунул нам вчера Клеарх и как нельзя более
кстати для себя! Метона оно уличает в измене, а Архестрата -- в клевете...
Удивительное письмо: написал его перс, а пергамент куплен в Гераклее! И до
чего этот варвар хорошо пишет по-эллински! И какую воинскую проницательность
высказывает трусливый перс, не сумевший выстроить свои войска!
Есть, однако, у меня, -- продолжал Агарид, -- и еще одно письмо,
подлинное, от афинянина Тимагора, уехавшего две недели назад. И все мы
знаем, как отцу Клеарха перед смертью мерещились чудеса, а Клеарх в это
время был в Афинах. Так вот, Тимагор свидетельствует, что Клеарх в это
время, переменив обличье, был в Гераклее и что это он свел отца с ума
обманом и колдовством, а теперь морочит весь город!
Клеарх усмехнулся, друзья его обнажили мечи, и ни тысяча и один
присяжный, ни толпа, ни общественные рабы, следившие за порядком, не
осмелились их задержать.
В тот же день Клеарх бежал на корабле с деньгами, приверженцами и дядей
Хрисоном. На третий день пути, когда миновали Халкедон, началась страшная
буря. Волны то поднимали корабль до небес, то опускали на самое дно. Кормчий
велел править к азиатскому берегу, но Клеарху вовсе не хотелось во владения
Ариобарзана, он бранился и бил гребцов:
-- Клянусь олимпийскими богами! Я умру не раньше, чем отомщу этому
доносчику Тимагору! Я знаю, афиняне привыкли к доносительству, и как только
в казне кончаются деньги, так начинаются доносы, но боги не оставят
безнаказанным доносчика, который старается не из нужды в деньгах, но из
любви к народу!
Хрисон закричал ему:
-- Не вопи
