вашего народа -- побежден вами! Вы свершили то, что
тщетно пыталась свершить Азия! Я слагаю оружие у ваших ног, прекрасная
принцесса, и в моем поражении больше славы, чем во всех моих победах".
Европа еще сопротивлялась. Еще оставался классицизм -- последнее
великое литературное направление, писавшее не о любви, а об истории; еще
отказывался от Береники Тит, Химена требовала смерти возлюбленного, и сама
страсть корнелевских героев была разумной и должной.
Честь, слава и жажда власти еще двигали героями классических драм;
неистощимое нахальство и ненасытимый физиологический голод -- героями
плутовского романа. Но час пробил: стеклянные двери Венерина грота
захлопнулись за Тангейзером. Юпитер поступил в услужение Данае в виде пажа с
золотистыми волосами, которые напоминали бы слегка золотой дождь, если бы не
были так завиты и напомажены; Олимп опустел, Ахиллес предпочел мечу --
прялку, Геркулес попал в плен к Омфале:
-- Может быть, вы хотите, чтобы в доказательство моей любви я совершил
двенадцать подвигов Геркулесовых?
-- Ах нет, дон Никасио, отнюдь нет, -- отвечала дама, -- я не требую от
вас так много.
Герой перестал быть героем, а стал -- облаком в штанах.
Модернизм, понятное дело, и не подумал покушаться на это главное
Наследие классической литературы, только герои его стали столь женственны,
что для упрощения стали любить лишь самих себя, хотя и не всегда отвечая
себе взаимностью.
Душа повествования есть событие, перемена и приключение. И в Европе,
начиная с Возрождения, женская прихоть и перемена в любви стала последним и
не лучшим заменителем прихоти Рока, Правителя или Народа, обладающего всеми
пороками правителя и ни одним из его достоинств. Эпоха "Романов об
Александре" миновала.
Хромой бес сладострастия Асмодей и Купидон, "сводящий господ со
служанками и бесприданниц -- с нежными любовниками", казалось, завладел
литературой.
А потом произошла вещь еще более непонятная: из романов повывелись
герои, попадающие в плен к туркам, едва сев на корабль, перестали похищать
из сералей султанш, пропали грозные разбойники и коварные евнухи, броды,
перекрестки и талисманы; таинственные острова превратились в светские
гостиные.
Прошло еще немного времени, и благородные разбойники, изгнанные со
страниц высокой литературы, возродились в жуткой маске Фантомаса, ибо
природа не терпит пустоты.
Произошло невиданное: единое поле культуры распалось на культуру
массовую и культуру элитарную, со всеми последствиями, которые влекут за
собой шизофрения и двоемыслие. Модернисты назвали неумение строить сюжет
изображением бессмысленности жизни, а философские проблемы, изгнанные из
массовой литературы, которая одна способна обсуждать их с надлежащей долей
иронии, вернулись тем не менее в массовое сознание. И самые неудачливые из
сочинителей принялись выдумывать совершенно заумные тексты, именуемые
"программами-максимум" и "планами ГОЭЛРО".
Итак, я хочу возобновить традицию -- традицию не XIX и не XVIII, но XII
века. Я беру свое добро там, где его нахожу, ибо только заимствуя и опираясь
на традицию, возможно создать подлинно новое, -- и в этом еще одно сродство
повествования и истории.
Я не хочу писать реалистический роман и еще менее -- роман
постмодернистский; я считаю, что в хорошо написанной сцене должно быть
полстраницы, два афоризма и один убитый; что действие должно развиваться от
события к событию, а не от комментария к комментарию, -- назовите это, если
угодно, неотрадиционализмом, но понимайте под традицией
