был в городе и
поговорил с ним о торговцах. Настоятель храма очень ценил в Барише его
преданность экзарху и его тонкий вкус. Никаких денег! Настоятель подарил
Барише картину с клеймом гениального мастера прошлого столетия и старинную
математическую рукопись седьмого века. Бариша согласился, что ничего
плохого, конечно, не будет, если обождать с сообщением о чужеземцах до
приезда Даттама: пусть хитрый торговец сам оправдывается перед экзархом.
Вечером Бариша ужинал у наместника Рехетты в павильоне на берегу пруда,
именовавшегося Малым Океаном. Великий Океан находился в государевом дворце в
столице. Бариша пил одну чашку за другой и думал, что пятьсот лет назад
племена по ту сторону земли меняли изумруды на дутое стекло, -- а теперь вот
шлифуют изумруды сами. Поклонялись людям из морских саней -- а теперь вот
приплыли на восток сами.
"А ведь это -- как знамение, -- подумал Бариша. -- Как говорит Арфарра: в
истинном государстве вещи соответствуют именам: ойкумена -- должно значить
весь мир... Миру снова тесно в своих границах, как набухшему зерну. Было же
пророчество о вестниках нового солнца, приходящих с запада. Не все же
пророки, в конце концов, лжецы и провокаторы," -- думал Бариша, и глядел на
огромного, рыхлого наместника. Тот тихонько урчал, давил пухлыми пальцами
рябьи косточки и кидал их, по своему обыкновению, диковинным шестиглазым
рыбам в Малом Океане -- единственным живым существам, о которых бывший
Небесный Кузнец, судя по донесениям, готов был заботиться день и ночь...
"Как, однако, задержалось донесение, -- думал секретарь, почему-то с тайной
досадой, -- давно пора и третьему быть..."
Глава ВТОРАЯ,
где рассказывается о событиях, произошедших на
самой границе ойкумены, где даже время течет по-другому, нежели
в центре, и один день службы считается за три.
Прошло две недели: наступил первый пень Шуюн. Два события произошло в
этот день: экзарх Варнарайна, наследник престола, вступил в центр мира, в
Небесный Город: бродили по улицам самодвижущиеся черепахи, спустились с неба
боги, подобные мудрым словам указов.
В этот же день караван храмового торговца Даттама пересек реку о четырех
течениях, принес положенные жертвы и остановился у узлов и линий девятой
заставы. И было это на самой границе ойкумены, где горы стоят на полпути к
небу, где летом бывают метели и где даже время течет по-другому, и один день
службы засчитывается за три.
Люди из каравана и охрана заставы сварили в котле быка, накормили богов
запахом, а мясо съели сами. Люди из каравана рассказали людям с заставы о
том, что случилось на Весеннем Совете: и как король сначала объявил войну
экзарху Харсоме, а через день признал себя его вассалом, и как заросла в
храме трещина, прошедшая через сердце Золотого Государя, и как гнев Золотого
Государя уничтожил город Ламассу, вознамерившийся противиться стране
Великого Света, и как советник Арфарра и советник Клайд Ванвейлен убили
Марбода Кукушонка, и многое другое, столь же поучительное.
-- Так что же? -- сказал один из стражников. -- Мы уже и не застава? Была
гора на краю мира, стала Государева Гора в центре провинции?
Господин Гайсин, начальник заставы, встретил караван в великом смущении.
x x x
Три года назад господин Гайсин надзирал за гончарным производством.
Как-то раз секретарь Бариша принес экзарху его отчет и расставил везде
красные галочки.
-- Этот человек жаден и очень неумен, -- сказал экзарх. Бариша возразил:
-- Все берут. Его накажешь -- другие встревожатся.
Экзарх сказал:
-- Это неважно, откуда человек берет деньги. Важно, что он с ними
