Следует ли, -- спросил араван, -- предоставить государю доклад о
происшедшем?
Харсома поглядел на него удивленно и сказал:
-- Государь нездоров, к чему тревожить его пустыми слухами? Отложим
доклад до Государева Дня: я лично объясню отцу, как обстоят дела.
Араван Баршарг усмехнулся. Что возьмешь с вейца... Да уж, после
Государева Дня император будет здоров, только имя его будет не Неевик, а
Харсома.
"Великий Вей, -- подумал экзарх, -- неужели он не понимает, что может
быть, все наши планы уже лишены смысла? И что мы похожи на преступника,
который стремится выиграть в "сто полей", а над ним читают смертный
приговор... "
Стальные внутренние лепестки съехались за чиновником в потертом кафтане и
рослым командиром-аломом. Ночной свежий воздух пахнул в лицо, на озерной
ряби лежали, как два скрещенных меча, лунные дорожки от Галь и Ингаль.
Экзарху было страшно: и доселе в историю вмешивались не вполне мертвые
вещи: Города, Идолы, Дворцы, -- но вот эта не вполне мертвая вещь как герой
истории была особенно отвратительна.
У костра варвары раскурочили большую банку из корабля, с какой-то
сладостью с орехами, и съели.
-- Я же сказал, -- ничего не трогать!
Командир отряда потупился перед Баршаргом. По красивой картинке на банке
люди признали в ней волшебный горшок: сколько ни съешь, все будет полон. А
вот подвела картинка.
Командир пнул банку со злостью и сказал:
-- Почему они едят такую радость, а мы -- нет?
Экзарх брезгливо усмехнулся.
-- Вы видите теперь, -- с мрачным убеждением заговорил араван, глядя на
гладкий, без рисунка, кокон. -- Это злой бог создал мир. Они покорились
злому богу, и он отдал им звезды.
Экзарх кивнул. Араван был из тех, кто любит искать оправдания собственной
жестокости в божьем промысле. Впрочем, люди всегда норовят различить в небе
то же, что донимает их на земле.
-- Да, -- сказал араван, -- а что вор этот, который вопил, что его убьют?
-- Как что? -- разозлился экзарх. -- Сказано же в законах Иршахчана:
"Простой человек всегда прав".
x x x
Через неделю экзарх сидел за налоговыми документами, когда в роскошный
его кабинет вошел секретарь Бариша. Секретарь вполголоса доложил, что
учитель экзарха, господин Адарсар, посланный в Харайн с инспекцией,
трагически погиб, попавшись в лапы разбойникам Прозрачного Леса. Эти гнусные
люди прислали ему письмо от имени вдовы некоего угольщика, жаловавшейся на
притеснения. Инспектор отправился тайком расследовать жалобу и попался в
засаду.
Экзарх дернул углом рта и спросил:
-- Надеюсь, он не долго страдал?
Глаза Бариши, недолюбливавшего аравана Баршарга, прямо-таки распустились
от радости.
-- Напротив, -- сказал Бариша, -- на теле почтенного ученого -- следы
жесточайших пыток. Разбойники, наверное, думали, что инспектор везет с собой
много взяток и пытались узнать, где хранятся деньги.
"Сволочь", -- подумал экзарх о Баршарге, и ровным голосом сказал:
-- Смерть моего учителя не останется безнаказанной, и произошла она
только оттого, что столица запрещает мне держать внутренние войска! Надо
увеличить отряды по борьбе с разбойниками и истребить всю эту нечисть. Я
хочу немедленно видеть аравана Баршарга.
В тот же день случилась еще одна смерть, вызвавшая куда меньше пересудов:
пятый секретарь архивной управы, которого Харсома месяца два назад взял от
наместника за чрезвычайную осведомленность в делах сект и взяток, помер при
обстоятельствах несколько скандальных: а именно, покончил с собой в
публичном доме через пять минут после того, как босоногий мальчишка принес
ему какую-то
